Ну, понятное дело, Вера, как порядочная жена и мать, написала Григорию, что вышла замуж, всё честь по чести, своего нового мужа она и любит и уважает, так что он – Гриша! – может считать себя свободным от всех данных обязательств и наивных детских клятв, и тоже может подыскивать себе другую избранницу.
Оказалось, что Гриша после этого сильно гневался, и даже порывался поехать. И набить морду «несчастному адвокатишке»… Но его вразумила его мама: растолковала, что он сейчас – пока никто, без профессии, без положения в обществе, и даже без своей квартиры. И пусть не портит бедной девочке жизнь! (Да и себе заодно!) Даже если его «любимая» этого Мишу и не столько любит, сколько позволяет любить себя, это уже – немало! Потому что в браке обычно так и бывает: кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить! И нечего перечёркивать свою жизнь, и портить свою биографию помещением в места заключения за наметившийся акт насилия, и разбивать чужую Семью!
Ну, как ни странно, изрядная доля практической смекалки и прагматизма оказалась не чужда и Грише: он после этого поступил в Екатеринбургский институт материаловедения, и окончил его с отличием. И прекрасной специальностью: технолог по броневой стали. Стал работать по распределению в одном почтовом ящике. Где разрабатывают сталь для подводных лодок. Показал себя отличным специалистом, и даже талантливым изобретателем. Двенадцать авторских свидетельств. Ну, ему от предприятия – новую квартиру! И тут и девушку подходящую встретил. Очень, говорят, похожую на нашу Веру. Милую, скромную. Из деревни! Вот и влюбился снова. Не знаю уж, в созданный воображением образ, или и правда – в новую пассию. Которая, кстати, тоже оказалась моложе его. На три года. Иезекия! – без всякого перехода Наиля вдруг обратилась к уже почти прикрывшему глаза веками технику, – Вы меня слушаете? Уверены? Что я сейчас сказала?
– Что Гриша тоже нашёл себе милую девушку, и тоже женился. – привычка отслеживать на уровне подсознания происходящее вокруг сильно помогла уже действительно почти отключившемуся Ходжесу подхватить мяч, – И профессия у него теперь была. Очень престижная. И квартира.
– Отлично. А то я уж было совсем решила, что вы по-полной спите! Нет уж: вы слушайте, слушайте! Это важно!
«Для кого это важно?! Для людей, ещё семьдесят лет назад отправившихся к праотцам?! Или – для Наили, проспавшей восемь десятков лет? Или для самого Ходжеса?!» – невольно думал техник, вовсю матерясь про себя, и пытаясь тем не менее сесть так, чтоб пол упирался в копчик, и сидеть было не столь удобно. А то от этого монотонного (Наверняка эта зар-раза специально так и говорила!) монолога его клонило в сон буквально – непреодолимо! Ну вот так уж действуют на нормальных мужчин все эти женские «невероятно интересные и важные» истории!..
– Как ни странно, но его брак оказался вполне счастливым. – Наиля как ни в чём ни бывало, словно и не прерывалась, продолжила с того места, где остановилась, – Мама Гриши нарадоваться не могла на троих внучат: двух девочек и младшего мальчика. Да и Гриша стал солидным, и даже животик отпустил. На домашней-то, вкусной и полезной, пище.
Про свою зазнобу из Уфы начал он, понятное дело, забывать, и уж совсем было решил, что вовсе не так сильна была его страсть, как казалось всего с десяток лет назад, как вдруг… Судьбе было угодно вновь свести наших героев – отправили Гришу в командировку, в один из закрытых почтовых ящиков Уфы.
Они с Верой и встретились-то случайно: на улице буквально нос к носу столкнулись! Вера несла из супермаркета огромные пакеты с продуктами к своей машине на стоянке. А Гриша как раз туда входил – вот именно, прикупить чего поесть. А то пища из столовой местного закрытого почтового ящика ему не нравилась.
Узнали, понятное дело, друг друга. Ну, слово за слово, а выяснилось, что отголоски той, первой, любви, ещё не потухли! У Гриши. А Вера, сама себя не понимая, обнаружила, что, оказывается, любит Гришу! До сих пор любил – да так, что ради него готова бросить и престижного состоятельного мужа, и даже детишек, пусть и взрослых, оставить на мужнино попечение! Да и то сказать – старшенькому было уже восемнадцать, и он только-только поступил в местный универ. А Гришиной старшей тогда было пятнадцать.
Под намеренно мерный говор своей собеседницы техник Ходжес вдруг снова поймал себя на том, что совсем было отключался, задремав. Но, памятуя, что от него требуется оценка и какие-то комментарии по поводу услышанного, героическими усилиями заставлял глаза оставаться открытыми, и даже щипал себя незаметно за живот и ноги – чтоб продолжать слушать всю эту чушь.