– У нас есть данные исследований, – сухо заметила Шишунова, спалив его взглядом. – Было бы желание, могли бы ознакомиться.
– Какие исследования?.. – Герман махнул рукой. – Я – ваша аудитория. И я бы улетел отсюда ко всем чертям.
Уже сказав это, он почувствовал, что потерял контроль. Голова закружилось, буйки, державшие его на плаву, закачались, он снова сел на диван. Из какого-то ватного колодца, куда можно было падать и падать, дослушивал остаток диалога.
– Эскейпизм, – голос Роджера.
– Да, скорее, эскейпизм, чем призыв к активному образу жизни, о котором мы хотели сказать, – чешуйчатый шелест Шишуновой.
– Но с другой стороны, – приятный и мужественный тембр Петра, его обеспокоенные глаза, – мы не знаем трендов. Вспомните Ричарда Брэнсона, он же полетел.
– Да, это может быть довольно инспирэйшнл.
– А разве это не может быть биг айдией?
– Если дотюнить вордниг и усилить брендинг…
Сергей наконец ударил по столу бархатистой пятерней и откинулся на спинку дивана. Он был похож на большого мягкого быка-производителя.
– Давайте короче. Если хотите, возьмем в тестирование… Одной идеей больше, одной меньше.
– Итак, – произнесла Жульетта, – на фокус-группы пойдут две концепции.
Они уже вставали. Герман ловил реакции зала. Горбун Ваня и гамадрил Миша, никакие после ночного брэйн-шторминга, смотрели на него исподлобья, у них-то из трех взяли только одну идею. Жульетта вдруг бросила на старшего копирайтера глубокий, интригующий взгляд. И сама от этого показалась заманчиво сдобной. Бледная немочь всех тускло поблагодарила и вышла бочком. Роджер, прежде чем убежать за клиентом, яростно шепнул: «Так нельзя».
Но его слова не смутили Германа. Он торжествовал. Что ни говори, а маленькая победа: старая гвардия снова на коне.
Последним подошел Дима с поджатым хвостом.
– Отличная идея, – промямлил стажер в надежде, что его попросят вернуться в команду. – Мне очень понравился скрипт. Как тебе приходят такие мысли?
Герман посмотрел на него с жалостью и тихо произнес бескровными губами:
– Откровение, сынок.
В 13.45 того же чудесного дня Третьяковский снова сидел на открытой веранде бара Maxim. Теперь заказ состоял из фаланги краба на гриле с рататуем и соусом терияки, рыбы дорадо с цветной капустой, лимоном, шампиньонами и чесноком, бутылки белого вина «Pino Grigio» и двойной порции бурбона – все вместе по предварительным подсчетам стоимостью не менее пяти тысяч рублей.
Перед ним, как суперприз-пирожное, расположилась на подушках Надя – в легкомысленно топорщившемся снизу желтом платье, из которого торчали голые загорелые ноги, аккуратно защелкнутые на замок голыми загорелыми коленками. Волосы Надя гладко убрала назад и заколола залихватским подсолнухом.
– Ну, что? Как ты? Рассказывай.
Герман сразу понял, кто звонит, несмотря на то, что давно удалил ее номер. Видно, цифры еще хранились в благодарной памяти. Она предложила пообедать, потому что «все равно» проезжала мимо.
– У меня по-старому. А у тебя?
Взяла щипчиками и поковыряла сахар.
– Почему на свадьбу не приехал?
– Не помню, занят был…
– Ну, конечно.
Надя закатила глаза и тут же обиженно стрельнула ими в Германа. Она всегда отличалась подвижной мимикой – слишком хотела понравиться.
– Как с мужем?
– Супер, как. Радуемся жизни. Есть такие люди, – лирически наклонив голову, Надя снова занялась колупанием сахара, – которые как бы в сознании перешли на другой уровень, по сравнению с остальными.
Герман хлопнул глазами.
– Просветленные, что ли?
– Ну, типа того.
– Ясно.
Почесал в затылке. Уселся поудобнее, расправил складки везде, где только мог. Приехала рассказать о муже?
– Хорошо, что ты позвонила. А то у меня в последнее время… депрессия. И сердце болит. Чуть в лифте сознание не потерял, представляешь.
Оставив сахар, она откинулась, посмотрела на него, как на экспонат.
– Да, выглядишь не очень. ЭКГ сделай.
– Мне было откровение.
– Опять?
– В смысле «опять»?
– У тебя же раньше тоже все время видения были?
– Серьезно?
– Ну, да. Постоянно.
Он вздохнул.
– Не помню, чтобы я тебе рассказывал.
– А как ты плакал у меня на коленях, помнишь?
Герман закрыл глаза руками.
– Прости. Неужели это моя жизнь?
Тот же элегантный брюнет, который обслуживал в прошлый раз, не вовремя вписался со своим подносом.
– Фаланга краба? – спросил официант с неподдельным уважением.
– Даме.
– Дорадо… вино и бурбон.
– Все правильно. Ставьте, ставьте.
Герман налил из запотевшей бутылки в ее бокал, мгновенно покрывшийся драгоценной испариной.