И вообще, отправляйтесь, Лида, домой, коридор для вас готов. Сегодняшние клиенты были не лучше и не хуже других. Не думайте больше о них. Ни вы им больше не нужны, ни они вам. Отдыхайте. Спасибо, в эту смену вы прекрасно поработали.
Экран погас. Чертов Андрей! Лида вышла из дома и оказалась на лестничной площадке, посреди которой громоздилась кабина старого лифта: черные чугунные дверки, массивные, со стуком захлопывающиеся. Почти касаясь потолка, кабина стояла на самом верху, забранной в черную решетку, шахты. Гулкая шахта уходила далеко вниз. Со дна кабины свисал черный толстый провод, медленно раскачивающийся над душной пустотой. Лида зашла внутрь кабины, захлопнула тяжелые дверцы и осторожно прикрыла деревянные створки внутренней обшивки. В кабине тускло горела маленькая лампочка. Шестой этаж светился на панели. Лида нажала черную, из литой пластмассы, кнопку «один». Кабина с глухим урчанием медленно поползла вниз, возникло довольно неприятное ощущение падения. Через густую сетку Лида видела проплывающие лестницы и двери квартир. Кабина опускалась, лампочка чуть мигнула и Лида поняла, что она «перешла». Стенки кабинки были испещрены матерными надписями под непристойными рисунками. Висело объявление, которое Лиду позабавила и дало почувствовать себя в современной Москве:
Господа,
В нашем доме
Установлен лифт
Экономкласса, то-есть
Без унитаза, поэтому
Терпите, суки, до
Квартиры.
Какой-то интеллигент писал, мастерски сочетая в коротком месседже «господа и суки». Через секунду зажглась лампочка «один», но уже не сбоку, а на вертикальной панели вверху, посередине. Дверь мягко отошла в сторону и Лида вышла наружу. Лифт был современный, в стене, шахты не было видно совсем. Старый доходный дом, который Лида облюбовала для перехода, был теперь элитным: самый центр, старая, полностью переделанная, постройка. Хотя, несмотря на элитность, лифт в подъезде был самым, что ни на есть, «московским». Дверца подъезда легко открылась, выпустив Лиду в промозглую московскую зиму. Два шага от Филипповской булочной. Надо купить домой хороший хлеб. Когда-то там действительно продавалось то, чего нигде больше было не купить, но сейчас, Лида знала, что тонкий аромат ванили, свежего хлеба, кардамона и корицы, мешающийся с запахом свежезаваренного кофе, совершенно утерян. Хлеб здесь, хотя был гарантированно свежим, ничем уж таким особенным не отличался. Лида купила пару слоек, коробочку пирожных, белый батон и с сожалением снова вышла в слякоть раннего вечера. Она медленно шла к метро Пушкинская и все ее мысли были о муже и детях. По телевизору сегодня покажут любимое шоу Голос. Про клиентов она совершенно не думала. Ни на какой моноспектакль Красновского она конечно не пойдет. Книгу эту его дурацкую она прочла, совершенно не впечатлилась, по-этому идти смотреть на толстого фрика … об этом и речи быть не может. Тем более, что Красновский про их встречу никогда не вспомнит.
Когда она уже совсем подходила с своему дому, у нее в голове вдруг возникла картина ее маленького удобного жилища в капсуле и ей остро захотелось в него попасть. Неужели ей в капсуле лучше, чем дома с семьей? И почему, когда она прогуливалась по пустынным, ошеломляюще красивым, местам капсулы, ей не приходило в голову пожелать, чтобы там вместе с нею находились муж и дети? Она в капсуле предпочитала быть одна? Лида затруднилась бы ответить на этот вопрос. Но факт оставался фактом: как только она попадала в свою нормальную жизнь, ей сейчас хотелось назад в капсулу. Что там Андрей говорил о голосе в голове, который позовет ее на службу …? Лида напряженно прислушивалась к своим ощущениям, но в голове было тихо. Андрей молчал. Сейчас она войдет в квартиру, муж спросит как дела, и они начнут ужинать. Лида, обычная средних лет, москвичка, вольется в привычную жизнь, но каждый день будет ждать голоса Андрея, внятного, баритонально окрашенного, приглашающего ее в капсулу, в тайную манящую жизнь, которую она не могла заставить себя забыть. К лучшему или худшему, Лида не могла бы сказать. Означала ли тайна капсулы ее избранность или ее крест — это тоже было неясно, хотя с другой стороны это было, наверное, одно и тоже.