А, ведь, она тогда была права. Не на формальном уровне, — нехорошо читать чужие письма, более гордая и утонченная женщина, не стала бы … но по-сути Маринка все правильно оценила. Он не хотел, чтобы она о письмах знала, понимал, что играет с огнем, но не мог остановиться. И все-таки Маринка его опозорила. Получилось, что он девушку с ее письмами «сдал», допустил, чтобы жена ей написала провинциально драматическое дурновкусное письмо, «оставьте, дескать, моего мужа в покое» … ах, какой стыд! Может быть от него ждали, чтобы он извинился, чтобы Маринку свою из Винницы, урезонил, чтобы, наконец, сохранил за собой право, общаться с теми, с кем пожелает, но … он ничего этого не сделал, а теперь видел, что про него думали … «лопух … слюнтяй … неужели она так им помыкает … неужели … он ничего ей не скажет …» Да, так и было, он как раз такой: неконфликтный, неагрессивный, всегда желающий избежать серьезной конфронтации, желающий плыть по течению, не связываться, не ссориться, не враждовать. Лишь бы в покое оставили, он с Маринкой помирился, а с девушкой полностью разошелся, «сдал» ее. Что и требовалось доказать. Опять «сдал». Вот зачем ему эти злосчастные имейлы показали, хотят доказать, что он — предатель.
Фильм так искусно выстраивал линию его ренегатства, что не поверить в нее было трудно. По экрану с дьявольской логикой заскользили кадры, представляющие его с Людой … Лида видела, что Андрей почти не удивился, хотя видеть Люду, которую он оставил в Москве, ему было невыносимо, сколько бы он тогда не уговаривал себя, что «так получилось» … получилось, потому что он предатель, и фильм ровно это и хотел ему доказать.
Какая она все-таки красивая девушка! Стройная блондинка с яркими серыми глазами. Они встречались почти два года, а последний год жили вместе у них в квартире, Люда хорошо ладила с мамой, они вместе сидели за столом, разговаривали обо всем на свете. Наверное девушка уже считала себя членом семьи, ждала, что они поженятся, думала о будущем, строила планы. А тут вдруг в Америку к сыну, маминому старшему брату, уехала бабушка, потом мамин брат-близнец Саша тоже подался в Сан-Франциско. Мама резко засобиралась, он-то об иммиграции даже не думал, за отъездом родственников наблюдал спокойно, а тут вдруг мать вечером, когда они были одни на кухне завела с ним этот разговор: Андрей, это, мол, наш шанс, нельзя его упускать. Вся наша семья там, тут нам делать нечего, не стоит теряться … с мужем у меня, сам знаешь, все нехорошо … Понятно, мать хотела уехать от мужа, и тут Андрей ее понимал, так как отчима всегда недолюбливал. Такой самоуверенный, сытый всезнайка, упивающийся своей материальной состоятельностью, исповедующий пошлый ненавистный принцип: если ты такой умный, то почему ты такой бедный? Как же мать поначалу к нему подлизывалась, не знала, куда посадить, вкусно готовила, угождала, сына родила … его все уговаривала быть «милым мальчиком» … ну, Андрей, послушай … он хороший человек, тебя без звука усыновил … ну да, они тогда ему фамилию сменили. Как же так, ведь, папа был еще жив. А, наплевали, лишь бы «быть семьей». Он еще маленький был, не смог противиться. Отчим его воспитывал, давал советы, учил «жить», делал замечания, пытался вылепить из него свое подобие …
Гадость, Андрей ни единого раза не вспомнил его добрым словом, не забыл его упреков … живешь на мои деньги … а значит тут мои правила … Потом-то мать поняла, что она тоже должна жить по его правилам, они стали ссориться. Разумеется, если бы не возможность эмиграции, она бы в жизни от мужа не ушла, побоялась бы, а тут такая классная возможность отвалить. Андрей мать понимал. Она тогда папашку нового обманула, сказала, что собирается к брату в гости, он, дурак, подписал ей нужные бумаги и они уехали вместе с младшим братцем Илюшенькой, маминым Иленькой ненаглядным. В Америке естественно остались, как и было задумано, а отчим навсегда лишился сына, да и хрен с ним. Андрею не было папашку жаль. Он и мать вовсе за это предательство не осуждал, даже и в мыслях своих кражу Иленьки у родного отца не считал чем-то предосудительным.