Изольда внимательно смотрела про Челябинск и воспоминания нахлынули на нее, свежие, острые, как будто все происходило вчера. Один раз она потеряла только что выданные на весь месяц карточки, вернее, их у нее, скорее всего, украли. Иза плакала, мама ее утешала, потом позвала Ефремову, дала из узелка какое-то свое кольцо с камнем и попросила продать. Иза не хотела продавать, но ее никто не спросил. Мама все-таки не была ее дочкой, как ей иногда казалось.
Папу увезла ночью скорая с сердечным приступом. Наутро мать встала, велела Изе оставаться дома и поехала в больницу, вскоре вернулась, странно спокойная, со сжатыми губами и сухими глазами, и сказала, что «папа умер, но она не должна унывать, как-нибудь выживем». Иза тоже не плакала, папины карточки они еще отоваривали до конца месяца, ничего, мама права. Особой потери она почему-то не испытала. Мама этим же вечером сказала ей странную фразу, которую она тогда не поняла: «Не бойся, Изочка, судьба есть судьба. Главное, ничего не бойся». Она и не боялась, что ей бояться, с ней же мама, пусть и больная, скоро конец войне и они вернутся домой. После папиной смерти прошло дней десять и снова все повторилось: ночью маме стало плохо, Иза сбегала в аптеку за кислородной подушкой, но кислород ничего не дал. Сосед, дядя Коля Ефремов побежал к телефону-автомату вызывать скорую и маму увезли в ту же больницу, что и папу. Наутро Иза отоварила карточки и поехала на трамвае к маме. Не пустили, но сказали, что маме лучше, и она может идти домой.
Так продолжалось несколько дней, Иза просто включила в свою рутину каждодневное посещение больницы. К ней выходил дежурный доктор и говорил, что мама по-прежнему. «А когда ее выпишут?» — спрашивала Иза, но доктор только рукой махал … «не знаю, дескать». 12 марта она пришла в больницу, к ней долго никто не выходил, а потом вышел доктор и сказал, чтобы она привела кого-нибудь из взрослых, ему надо поговорить со взрослыми. «А что такое?» — Иза насторожилась. «Ничего, иди домой, а завтра приходи с кем-нибудь из старших». Когда Иза шла по коридору к лестнице, ее остановила нянечка. Участливо посмотрев на нее, она сказала: «ну вот, девка, отмучилась мамаша твоя, померла сегодня ночью. Царствие ей небесное …» Потом безо всякого перехода, она вдруг перешла к прозе жизни: «Ты с кем тут живешь-то? Папаша твой тут у нас помер, а теперь вот мать … надо сообщить кому полагается, ты же не можешь одна … Тебе доктор ничего не сказал? Велел завтра приходить? Ну да, скажет взрослым. Понятное дело …»
Тетка еще чего-то бурчала, но Иза уже от нее отошла. Как она добралась до дома, постучалась к Ефремовым, как на кухне ее окружили все соседи … все это помнилось через какую-то дымку, смутно, в приглушенных тонах. Наутро она как обычно сходила за хлебом, поела каши, которую ей дала соседка тетя Тоня Ефремова. Делать было нечего. Тетя Тоня ушла в больницу, а ей велела не ходить, ждать ее дома. Оказалось, что Ефремовы знают, как связаться с дядей в Москве. Через несколько дней он приехал, бледный, сосредоточенный, деловой. Он куда-то ходил, рассказывал Ефремовым о своих договоренностях: похоронят за счет завода, вместе в одной могиле, обоих, обещали сварить памятник из нержавейки, имена напишут … потом видно будет, может быть удастся перенести останки. Иза слышала эти разговоры, дядя думал, что она спит, соседи заходили к ним в комнату и все пили водку. Потом они уходили, а дядя, ее любимый, такой молодой и красивый дядя, сидел за неубранным столом, уронив голову на руки, и тяжело рыдал. Он зачем-то срезал с маминой головы прядь волос и показывал ей, говорил, что будет хранить, что это все, что от мамы осталось. Изе эта рыжеватая прядь отдельно от мамы была неприятна, но она дяде ничего не сказала. Наверное, так было принято, дядя же знал, как надо …
Они собираются уезжать, дядя спешит в Москву, собрал все ее вещи в чемодан, а мамины-папины вещи оставил Ефремовым, велел менять на продукты. Изе было кое-что из маминого жалко, но перечить дяде она не посмела. Все прошло быстро, без ее участия. На похоронах были дядины коллеги, Ефремовы и хозяева квартиры. Вяло обсудили вопрос, брать ли на похороны ее, ребенка, дядя не захотел, а Иза не настаивала, ни на какие похороны ей идти не хотелось. Все эти дни до приезда дяди ей было страшно и тревожно. Думалось не о родителях, а о себе: что с ней будет? Где она будет жить? На что? Кто о ней позаботится? Когда он приехал, она немного успокоилась, тем более, что стало понятно, что он ее заберет в Москву, и она в любом случае одна не останется.