— Интересно, я честно вам говорю, Лида. Ваш, как бы это выразиться … «проект» вызывает у меня любопытство. С какого возраста у меня будет «чистый лист»? Я буду опять маленьким?
— Нет, вряд ли. Хотя это не исключается. Наверное молодым, когда изменение еще может на вас серьезно повлиять.
— Ага, а насколько у меня будет другая жизнь? Насколько? Моя семья, мои близкие в моей новой жизни будут со мной? Или я буду среди совершенно других людей?
— Разумеется ваши близкие будут с вами. Просто в связи с изменением одни из них, скажем «базовые», такие как семья, с вами останутся, а другие могут в вашу жизнь по разным причинам не попасть.
— Вот это меня и пугает. Меня поправят, что-то прибавят, но другое заберут! Я не знаю что, как согласиться? Я, скажем, буду успешным драматургом, мне это нравилось, я из-за неудач своих расстраивался. Но … став драматургом, я не напишу своих книг. Каждая моя книга — это мой ребенок, я жил ей, страдал … нет, я от своих книг не откажусь.
— Ну почему вы решили, что вам не написать ваших книг?
— Потому, Лида, что одно всегда делается за счет другого. Я не могу и не хочу ничего менять в своей жизни. Я в чем-то остался ребенком, и я делаю в своей взрослой жизни то, что меня интересовало в детстве.
— А вы, Михаил, смогли приспособится к Америке, к западной модели мышления и поведения?
— Да, конечно, в целом да … в мелочах — нет. В отличии от американских коллег, я обожаю беспорядочное чтение. Они всегда читают «от сих до сих», то-есть то, что относится и их «интересу». Я — другой. Роюсь в букинистических развалах, выуживаю какие-то нелепые книги, несу их домой. Поздно вечером, когда мои женщины ложатся спать, я сижу один в гостиной и перелистываю свои сокровища, иногда отбрасываю, иногда увлекаюсь и читаю несколько страниц из середины, мне приходилось проглатывать книгу, поднимать от нее глаза с рассветом. Я не жалею, что мне не удается использовать то, что я читал, но часто мои ненужные и лишние тексты вдруг в нужный момент всплывают в моей памяти, я нахожу потрепанный томик и опять в него погружаюсь. И Дина моя меня любит таким, какой я есть.
— Я знаю. Михаил, такие решения не принимаются просто так. Тут в капсуле есть специальное «кино», в которое все кандидаты, или, как мы их называем, клиенты, идут, чтобы посмотреть на себя со стороны. Вы поймете, как вас видят другие, как они вас воспринимают, что о вас думают. Иногда это больно и горько, вплоть до шока. Но, это помогает принять решение.
— Нет, я примерно представляю, что обо мне думают.
— О, тут могут быть сюрпризы.
— Неприятные сюрпризы, вы имеете в виду. Нет, зачем мне разочаровываться в друзьях. Не хочу я идти в это ваше кино.
— Михаил, не идут те, кто отказывается навсегда от шанса. Те, кто пока не отказываются, должны идти и подвергнуть себя этому испытанию. Вы хотите подумать или отказываетесь? Это ваше решение!
— Нет, мне ничего не нужно. Я отказываюсь. Рано мне умирать, вы мне предлагаете «уйти», а мы же с вами знаем, как французы говорят: «partir, c'est mourir un peu». Нет, нет. Это, как вы говорите, мое решение.
— Ладно, сейчас вы очутитесь в себя дома.
— Простите, давно хотел вас, Лида, спросить: я могу рассказывать жене и друзьям о нашей с вами встрече в капсуле?
— Вряд ли. Во-первых вы сразу все забудете. Память о нашей встрече полностью сотрется. Мы давно заметили, что так для людей лучше. Но даже, если бы кое-какие воспоминания у вас и остались бы … кто вам поверит? Михаил, вы же не хотите прослыть чудаком. Это не ваш стиль. Прощайте, Михаил. Мне было приятно с вами познакомиться. Для меня это честь.
Миша неловко улыбнулся, его лицо выражало стеснение от того, что он разочаровал милую женщину. Он бы рад помочь, но не может … простите, Лида, мне очень жаль.
Сейчас она лежала на кровати в доме, который она здесь считала своим и Мишино лицо стояло у нее перед глазами. В своих мыслях она почему-то называла его Мишей. Что ж … полный провал! Она не смогла перехватить инициативу в разговоре, он был на высоте. Да, куда ей! Ни одного лишнего праздного вопроса. Может быть его и интересовало, как это все происходит, но будучи скорее гуманитарием, он не спросил, понимал, что Лида не сможет внятно объяснить ему все тонкости. Михаил прекрасно умел отличать главное от второстепенного. Ну, действительно, что она к нему пристала? Толстый, толстый … какая ему разница! Когда-то может это могло иметь хоть какое-то значение, но потом … он вообще забыл о своей внешности. Несоизмеримо более важные вещи происходили в его жизни, которая вместила столько свершений. Лида пристально посмотрела на белую стену спальни и там сейчас же появился Миша. Он был дома в своей небольшой, очень дорогой и уютной квартире. Они сидели с женой обнявшись на диване, смотрели телевизор, на столике перед ними стояли бокалы с вином. Лида прекрасно знала, о чем Миша думает. Ругает себя, помнит, что после работы поехал в магазин, зачем-то уселся на плазе есть пиццу, а потом открыл компьютер и … все, забылся, погрузился в имейлы. Когда очнулся, было уже поздно, плаза вроде закрывалась, пришлось уходить домой. Только время потерял. Мише был неприятен ярлык «рассеянного ученого», который он сам на себя навешивал. Впрочем, до причины, по которой он покинул плазу, Миша доходил логическим путем. Что еще могло быть? На самом деле он не очень-то помнил, когда и почему поехал домой. Дине о том, что он ездил ей за подарком, он так и не сказал. Она, видимо, его задержку не заметила, ну и ладно. А то начала бы спрашивать, а что он хотел ей купить, почему не купил …? Он твердо обещал себе решить подарочный вопрос завтра, а сейчас он просто отдыхает, выкинув из головы свою злополучную поездку в Колумбус Серкл. Никакую Лиду он не помнит, и на этот раз ей было досадно, что она совсем не осталась у Ясуловича в памяти.
Какое у него расслабленное, симпатичное лицо! Для 67 — летнего человека он прекрасно выглядит. Не меняется, не стареет. Шкиперская русая борода, усы, почти без седины. Умный мужик, именно умный, тонкий, а не только интеллектуальный. А еще добрый, широкий, с мягким ненавязчивым юмором. Лида ловила себя на том, что находит Ясуловича чертовски привлекательным. Когда-то она бы не посмотрела на подобного толстяка, но сейчас все было по-другому. Она представила Мишу в постели: мягкое, грузное, сильное тело … знает как быть приятным, нетороплив, уверен в себе, без комплексов. Интересно, есть ли зависимость ума от умелости в постели? Наверное есть. Если бы она его позвала к себе, вот так прямо, чтобы трахнуться? Остался бы он с ней на какое-то время в капсуле? Нет, не остался бы, торопился с жене. Любит свою Дину и позднюю дочку Машу.
Лида была собой недовольна: сколько уж она служит синклиту, но до сих пор не научилась отбрасывать личное отношение к клиентам. Красновский был ей неприятен, а Ясулович привлекал. Если бы дело было только в личности … нет, она смотрела на них как на мужчин, и сделать с этим ничего не могла. А мужчины-вербовщики так смотрят на женщин, нормально … Лида была уверена, что синклит об этом знает, но им, иногда вспыхивающая, сексуальность вербовщиков для чего-то нужна. Была бы не нужна, они бы ее отсекали. Мишино лицо пропало с экрана, хотя Лида вовсе не перестала о нем думать. Так происходило только в одном случае, хозяин имел власть прерывать ее собственные картинки. Так и есть, на экране засветилось лицо Андрея, сейчас начнет «разбор полетов» …
— Лида, отпустите Михаила. С ним мы покончили. Что вы на него смотрите?
Андрей понимающе улыбался, и Лида прекрасно знала, что он считывает ее мысли. Понимал бы чего! Ей стало неприятно. Только бы он с ней не заговорил о том, что она находит Ямпольского сексуально привлекательным. Толстый, пожилой мужчина! Как такого можно хотеть? А она хочет … Если бы он захотел затронуть эту тему, ей бы ничего не оставалось, как ее поддержать. Хозяин потому и был хозяином, что она практически не могла ему противиться. Но Андрей молчал, как все-таки противно, когда роятся в твоей голове и ты об этом знаешь. Лида заторопилась переключится на другое: