— Эй, ну зачем ты? — это приятель …
— Так просто …
Что он может ответить? Причин разбивать уличные фонари у него нет. Андрей прекрасно знает, что это нехорошо, а главное, глупо.
— Перестань! Ты что?
— Да, ладно тебе! Тут никого же нет. Никто нас не поймает.
При чем тут «никого нет». Ясно же, что приятель просит его перестать не из страха быть пойманными.
— Да, что ты как маленький … брось … пойдем отсюда …
Андрей не отвечает и уходить с гаражной площадки пока не собирается, у него другие планы:
— А давай … кто собьет первым … три броска … давай?
Приятелю скучно, он ведется, тоже лепит снежок и бросает по фонарю. Три броска … лампочка не тронута. Мазила … Андрей попадает по лампочке с первого раза. Слышен звон стекла, свет гаснет … он выиграл, смеется. Сколько они тогда фонарей разбили? Пять, десять? Лида внимательно наблюдает за реакцией Андрея, стыдно ему за глупые выходки, или нет? Нет не стыдно: «ну побили мы фонари, новые вставили, подумаешь какое дело» — вот что он думает, оправдывает себя, считает свои действия детскими шалостями. И еще Андрей прекрасно помнит свое тогдашнее настроение. Они гуляют около дома общей подружки, так хочется к ней зайти, но нельзя, поздно, у нее родители дома. Визит им показался бы неуместным. Забирает досада, что нельзя сделать то, что хочется, он несвободен, слишком молод, неуверен в себе и злится … злость надо как-то реализовать, чтобы она прошла. Фонари — это вымещение досады, вот что это такое. Андрей себя задним числом прощает. Глупый инфантильный щенок, каким он тогда был, его даже немного умиляет.
Новый кадр: Андрей в школе, во французском классе. Его группа готовится к открытому уроку: они повторяют одно и то же, их натаскивают, чтобы не было никаких сюрпризов. Так нельзя, ему натаскивание противно. Зачем делать из них дрессированных зверушек? Учительница поступает нечестно, это же очковтирательство. Его мама тоже тут учительница … он ей дома о «натаскивании» рассказывает, мама передаст «куда надо» … Андрей испытывает праведное негодование, он «за правду-матку». Мама «куда надо» ничего не передает, а зачем-то рассказывает о «доносе» его учительнице. Ему ничего не говорят, не выясняют отношений, ни выводят на чистую воду, ни в чем не укоряют, но теперь он видит лицо учительницы, оно на экране, он читает ее мысли: она считает Андрюшу «Павликом Морозовым». Ей и всей его компании становится известным, что он «настучал». Его честный рассказ воспринимается доносом, для учительницы он — мелкий непорядочный человек, подонок и предатель, такие как он, полные праведного гнева, писали доносы при Сталине. И ребята так считали … а он и не догадывался, что они были «за нее». Как же он просчитался: его грошовое неуместное чувство справедливости посчитали фискальством, мизерным и нелепым, в любом случае неспособным поколебать авторитет любимой учительницы. Она ничего ему тогда не сказала, потому что слишком презирала. Вот как оказывается было.
И дальше … та же учительница помогает его матери готовить открытый урок, теперь-то он видит, что означало «помогает». Она за его маму просто все придумала, разжевала и в рот положила. Мама униженно благодарит … Андрей читает мамины мысли по поводу помощи: «да, чтоб ты пропала со своими идеями … не люблю таких вот умных … строит из себя, помогает, а сама презирает …противная баба …» Андрей разочарован в маме: ничего она не соображает, ногтя его собственной учительницы не стоит … и да, его учительница маме помогала, но считала бесталанной дурой. Андрею неприятно узнавать все эти нюансы. Кадры последнего звонка … он играет роль кукольника. Старался, гордился … а они все считали его никчемным, роль дали из жалости, он их раздражал … они все его переигрывали, а учительница переигрывала его маму по всем фронтам. Почему ему это сейчас показывают? Унижают, будят застарелые комплексы? Для чего? Угловатый, худой подросток с долго писклявым голосом, не самый умный, бойкий, сексуальный и смелый … сейчас-то он другой. Мало ли, что в юности было.
Андрей начинает злится, но камера не унимается. Никак не хочет отрываться от него, подростка, закомплексованного мальчишки. Хутор. Этого Андрей уж совсем не ждал, удар ниже пояса. Ему тогда в школе нравилась эта девушка, она многим нравилась, но жил с ней другой парень. Чем он был лучше него, чем взял? Мускулистым крепким телом, харизмой, нахальным обаянием, особой мужской притягательностью, которой у него тогда и в помине не было? Девушка с парнем уехали в Латвию на заброшенный, затерянный среди озер, старый хутор. Как же он им завидовал! Одни, никто им не мешает, живут как хотят! А он все с мамой, бабушкой, братиком … как помешать себе представлять, что они там делают ночами, а может вовсе и не ночами, а душной полуденной порой, когда по двору разливается зной, а комната еще хранит утреннюю прохладу … грубое одеяло на кровати. А может они это делали на колком душистом сеновале или на мягкой зеленой траве за домом … Андрей решает туда к ним ехать. Зачем? Хороший вопрос! Он хочет посмотреть, как они там … хочет быть частью их компании … хочет нарушить их уединение, помешать наслаждаться друг другом … Он что, действительно так думал? Ему приходится заново переживать свое тогдашнее состояние. Теперь Андрей понимает, что ни одна из этих причин не объясняет его внезапного импульса. Приехал как снег на голову. Тогда ему показалось, что ребята ему рады, им вдвоем стало скучно, но как же он ошибался! «Приперся, идиот! И что ему здесь надо? Хоть бы предупредил … не предупредил, потому что знал, что мы его не пригласим, что он тут не нужен … Третий лишний … он мешает … зачем приехал? Какая бесцеремонность» — вот что они думали и обсуждали это в постели, когда он не мог их слышать. А он мучался, прислушиваясь к тому, что происходило за их закрытой дверью, ворочался с боку на бок и завидовал друзьям злобной беспомощной завистью, понимая в глубине души, что он приехал им мешать … и радуясь, что ему это скорее всего удается.
Лида не представляла себе Андрея таким, хотя … что-то недоброе она в нем чувствовала. Андрей все-таки был недоброжелательным желчным, злопамятным человеком. Фильм принудил его снова переживать свою зависть и злость. А девушка … да, он о ней сейчас думал. Ничего у него к ней не прошло, хотя ему до недавнего времени казалось, что со старым полностью покончено. Но, если это так, то зачем он с ней уже в Америке переписывался? Что-то их связывало? Что-то важное, то, что Марина дать ему не могла, как бы ей этого не хотелось.
Камера показала ту девушку давно замужем … она обсуждает со своей семьей мерзкий эпизод, как Марина читала его личные имейлы от нее. Как он мог быть столь неосторожен? Как мог это допустить? Да он уж и забыл, чем же таким имейлы показались Марине неприемлемыми … как же: забудешь тут! По экрану заскользили сами тексты их переписки … она ему — он ей … так могут друг с другом разговаривать не просто друзья, а мужчина и женщина, которые когда-то были близки, и хоть сейчас они могут считаться друзьями, общее прошлое с любовью и сексом продолжает их связывать, понимание, которое дается только в одном случае: пусть короткая, но страсть … Лида видит, как Андрей внутренне напрягается, вновь переживая прошлое с той, которую он так когда-то безудержно по-детски любил, хотел, и наконец, ненадолго, но получил … Маринка, провинциально ревнивая, подозрительная, ни в коем случае не желающая упускать его, зубами держащаяся за свой брак, не «развешивающая уши», полная решимости бороться «за мужика» … охранять семью, отгоняя распутных москвичек, которые могут все разрушить, просто так, походя, просто чтобы развлечься …
А, ведь, она тогда была права. Не на формальном уровне, — нехорошо читать чужие письма, более гордая и утонченная женщина, не стала бы … но по-сути Маринка все правильно оценила. Он не хотел, чтобы она о письмах знала, понимал, что играет с огнем, но не мог остановиться. И все-таки Маринка его опозорила. Получилось, что он девушку с ее письмами «сдал», допустил, чтобы жена ей написала провинциально драматическое дурновкусное письмо, «оставьте, дескать, моего мужа в покое» … ах, какой стыд! Может быть от него ждали, чтобы он извинился, чтобы Маринку свою из Винницы, урезонил, чтобы, наконец, сохранил за собой право, общаться с теми, с кем пожелает, но … он ничего этого не сделал, а теперь видел, что про него думали … «лопух … слюнтяй … неужели она так им помыкает … неужели … он ничего ей не скажет …» Да, так и было, он как раз такой: неконфликтный, неагрессивный, всегда желающий избежать серьезной конфронтации, желающий плыть по течению, не связываться, не ссориться, не враждовать. Лишь бы в покое оставили, он с Маринкой помирился, а с девушкой полностью разошелся, «сдал» ее. Что и требовалось доказать. Опять «сдал». Вот зачем ему эти злосчастные имейлы показали, хотят доказать, что он — предатель.