— Каково же ваше, Нина Васильевна, решение? Оно у вас уже готово? По-другому и быть не может. Надеюсь, что фильм помог вам принять правильное решение.
— И какое же, по-вашему, правильное?
Лида растерялась. С ее точки зрения Нина не могла принять иного решения, кроме как согласиться. Увидеть свою, в общем-то никчемную скучную, совершенно бессмысленную, бесперспективную жизнь и сомневаться? Да быть такого не может. Неужели Нина еще ничего не решила? Хоть и очень редко, но так бывает, даже после фильма. Нерешительные, несмелые люди колеблются.
— Вы, что же, Нина Васильевна, еще ничего не решили?
— Почему же, решила, причем твердо. Уговаривать меня бесполезно.
— Я не собираюсь вас уговаривать, это не моя роль. Итак …?
— Я не хочу альтернативной жизни, и вы меня не заставите.
В Нинином голосе зазвучала агрессия. Она как-будто защищалась от Лидиных притязаний на свою свободу. Сейчас Лида была ее врагом, собирающимся сломить ее волю.
— Что вы, Нина Васильевна, успокойтесь, я не собираюсь вас заставлять. Не хотите — не надо. Вы давно дома с отцом, сейчас вы исчезнете из капсулы и забудете неприятное приключение, никогда о нем даже не вспомните. Позвольте просто узнать, почему вы отказываетесь?
— Не все ли равно? Вы меня не поймете.
— Ну, почему же? Я постараюсь.
— Оставьте меня в покое, слышите. Я больше не могу этого выносить.
— Нина Васильевна, я оставлю вас в покое на всю вашу оставшуюся жизнь. И все-таки … что помешало вам принять решение жить в альтернативной действительности и возможно быть счастливее?
— Вот именно … «возможно». А возможно и нет! Вам-то на меня наплевать. Что «там-не-знаю-где» со мною будет? Может я буду страдать. Может у меня будет ребенок, который попадет в тюрьму? Я так не хочу.
— Подождите, Нина Васильевна … какая тюрьма? Зачем об этом думать?
— А я думаю. Мало ли что может быть? Вы не даете мне никаких гарантий. Не можете мне ничего обещать. В чем я изменюсь? В чем? А вдруг все будет только хуже?
— Да в чем хуже? Вы что, всем довольны в своей жизни?
— Нет, не всем, но вдруг мне что-то дадут, а другое, важное для меня, заберут?
— Да, такое может быть. А что вы имеете в виду под «важным»?
— Мои подруги, например, моя работа.
— Вы так держитесь за свою работу. У вас, разумеется, может быть другая работа.
— Тогда я потеряю своих подруг.
— Ну и что? Другие подруги могут быть лучше. Что тут такого?
— Я не хочу других. Если вы мне дадите стопроцентные гарантии, что … у меня все будет также, но что я буду замужем и у меня будут удачные дети … тогда я соглашусь. Дайте мне гарантии!
— Нина Васильевна, я надеюсь, что у вас бы так все и было, но гарантий, тем более стопроцентных, я вам дать не могу. Это было бы с моей стороны нечестно.
— А не можете … тогда и я не могу.
— Вы уверены? Второго шанса у вас не будет.
— Уверена. Отпустите меня. Не хочу здесь быть, не хочу ничего решать, не хочу вас видеть! Вам понятно? Понятно? Не мучайте меня! Хватит … отстаньте, отстаньте, не трогайте меня …
Нина повернулась и неловко побежала по ухоженной дорожке, посыпанной желтым песком. Фигура ее удалялась все дальше, скоро Лида потеряла ее из виду. Ее охватила досада: трусливая, неблагодарная, нерешительная истеричка. Да черт с ней! Маменькина деточка избалованная. Понимает конечно, что альтернативная жизнь будет полна борьбы, крутых поворотов, требующих решений. Это не для Нинули. Пусть доживает в своем затхлом мирке. Лида нешуточно начала злиться, и даже оказавшись в своей спальне на кровати, долго не могла успокоиться. Нина оказалась ее поражением, которого она уже не ждала, наоборот была совершенно уверена, что Ниночка согласится, увлеченная мечтой о ребенке, но … нет.
Ладно, надо переключаться на Изольду. Лишь бы старуха не подвела. Теперь Лида уже не была так уверена в решении последней клиентки. Настроение ее было вконец испорчено. Только что она получала несказанное удовольствие от пребывания в самых экзотических местах планеты, о которых она даже раньше и не слышала, но сейчас она поймала себя на том, что не умеет по-настоящему использовать возможности капсулы. Вечно одно и то же пошловатое желание оказаться в туристических местах. Чем она сама отличается от клиентов? Все эти теплые моря, горы, долы, Венеция, Вена … вкусная жратва в ресторанах. Ничего больше в голову не приходит. Ну, нет, почему … приходит. Есть еще секс. Круг замыкается: ночное море, горный воздух, глубокое ущелье, а потом жаркие ласки. Вот и все. Да если бы еще можно было всеми этими прелестями насладиться в полной мере! Но как насладишься, ведь, везде так пусто. Пустая Венеция, пустая Вена, на пляжах ни души. Ветер, шорохи, запахи, плеск волн, жужжание насекомых, снег, песок — все обман, такой простительный и допустимый для клиентов, и давно ставший привычным для нее. Неужели она больше ничего не может придумать? Получается, что не может, жаль …
Лида так увлеклась сомнениями и недовольством собой, что забыла о последней клиентке. К ней должна прийти Изольда. Ну, что, надо — значит надо. На секунду Лида загорелась желанием увидеться с ней на смотровой площадке перед Золотым мостом в Сан-Франциско, Изольда несколько раз была в Сан-Франциско и проводила дни напролет на этом месте. Мост и толпа ее буквально завораживали. Но здесь же толпы не будет. Конечно она сделает так, что красная громада моста будет выступать сквозь дымку тумана, вдалеке таинственно проступит скала-тюрьма Алькатрас, но без снующей разноязыкой толпы туристов зрелище может оказаться зловещим. Люди там толпятся днем и ночью. Нет, надо что-то для Изольды неизвестное. Пусть побывает там, где никогда не была. Лиде внезапно захотелось в зиму, хватит теплых морей и цветочков.
Через секунду она сидела в довольно большой ярко-желтой палатке на раскладном креслице, на ней был длинный пуховый анорак, капюшон плотно завязан на голове. Рядом с ней на таком же кресле сидела Изольда, закутанная в теплую длинную куртку. Полог палатки был откинут и в широкий проем виднелись блестящие, местами прозрачные, нагромождения ледяных торосов. Неправильной формы, уходящие вверх, искрящиеся снежные склоны. В разных местах из трещин вырывались родники талой воды. Трещины превращались в огромные ледяные галереи, уходящие в разные стороны. В пещере стояли густые сумерки, все оттенки синего: от голубого до почти черного. Изольда завороженно смотрела вглубь пещеры и ничего не говорила, хотя видела, что Лида рядом и им надо поговорить.
Сейчас она что-нибудь скажет, обязательно … Не оборачиваясь, даже не здороваясь, старуха задала свой первый вопрос:
— Это мы сейчас где?
Надо же, спросила о предмете своего восхищения, о пещере. Хочет сначала насладиться красотой. Ей это сейчас интереснее. А вот Нина даже внимания никакого не обратила на море пурпурных цветов. Изольда другая. У Лиды по-прежнему не было никаких предчувствий: согласится или нет? Пока непонятно.
— Мы Изольда Соломоновна, в ледяной пещере под ледником в Джуно. Это Аляска. Вы, ведь, никогда здесь не были.
— Да, не была, даже не слышала, и уже не побываю. Я мало где была. Спасибо, что меня сюда взяли. Я могла бы сидеть здесь бесконечно. Я и представить себе не могла, что в природе существует что-то подобное.
Молодец старуха. 86 лет, а она не утратила способности восхищаться, ей все по-прежнему интересно. Хороший признак.
— Ну, почему же не побываете? Может оказаться, что у вас все впереди … Что вы решили?
— Сейчас … скажу. Дайте мне еще полюбоваться этой красотой. Как только я вам сообщу о своем решении, вы меня отсюда уберете, а я не хочу …
— И все-таки?
— Я уверена, что вы и сами догадались.
— Нет, я не знаю, поверьте. Итак …
— Да, да, да. Сто раз «да».
— Фильм повлиял на ваше решение.
— И фильм тоже.
— А еще что?
— А еще … понимаете, мой настоящий дед, родной отец матери, тот, который уехал от бабушки в Варшаву, оставил ее с ребенком на руках, не давал о себе знать … он был авантюрист, и я, видимо, в него. Я сейчас должна рискнуть ради лучшей жизни, и я готова пойти на этот риск. Я буду жить лучше.