— Вы уверены? Гарантий же нет.
— Не нужны никакие гарантии. То, что я видела в фильме — это то, что можно ожидать. Я там видела … не хочу об этом сейчас говорить.
— Я знаю, о чем вы не хотите говорить.
— Ну, знаете — и хорошо.
— Изольда Соломоновна, я уполномочена сообщить вам о решении синклита: вы будете жить не одной, а двумя альтернативными жизнями, т. е. скорее всего ваша личность или обстоятельства вашей жизни подвергнутся двум направлениям модификаций.
— Да? А вы мне можете сказать что-то более конкретное?
— Нет, не могу. Я не предсказательница судеб.
— Ладно, ничего. Я все равно согласна.
— Изольда Соломоновна, а все-таки фильм вам помог.
— Помог, наверное. Когда-то я приняла решение, которое всегда казалось мне правильным, но после фильм я так не думаю. Я сделала страшную глупость … может быть она может быть исправлена. Фильм мне было смотреть очень тяжело, вы даже не представляете.
Надо же, Изольда была уверена, что ее фильма никто кроме нее не видел. Лида прекрасно знала, что кадры с мальчиком не дают сейчас старухе покоя. Ради неистового желания иметь сына она готова на все. Два фактора, отравивших Изольде жизнь: отказ от материнства и сиротство — это было самым сейчас главным, тем, что подчеркнул фильм. Наверное это и изменится для нее, но говорить ей об этих факторах Лида конечно не стала. Не стоит клиента обнадеживать, тем более, что никто не может гарантировать безоблачного существования. Не умрет в детстве мать, родится сын … отлично, но будут другие проблемы. Если бы Изольда знала какие … она бы может приняла другое решение.
— Вы можете, Лида, идти, я тут еще, если не возражаете, посижу. Спасибо вам.
— Прощайте.
Лида видела, что Изольде хотелось остаться одной. Последнее, что она видела, это была сидящая фигура в пуховой ярко-красной парке, частично скрытая пологом палатки. В следующую секунду она ощутила на своем лице легкий летний ветерок и поняла, что дома. Капсула вокруг снова стала привычно комфортной, обыкновенной. Все, на сегодня она закончила все дела. Четверо из шести клиентов согласились на предложение синклита. О Ясуловиче, который даже отказался смотреть фильм, Лида не жалела. Самодостаточный человек, не нужна ему другая жизнь, это понятно. Но Нина … как же так вышло? Что-то она сделала не так. Думала, что дело в шляпе, ан… нет. На ум Лиде немедленно пришла Татьяна, та самая первая клиентка, которая точно так же, впав в истерику, орала на нее, не силах сдержать злость, выливавшуюся на вербовщицу, хотя на самом деле, клиентки злились на себя, на собственную неспособность рисковать, на, парализующую волю трусость.
Интересно, сегодня необычный день, ей дали следующий уровень, может она теперь сможет их всех видеть «там-не-знаю-где»? Лида вопросительно взглянула на экран, который сейчас же зажегся. Лида увидела знакомое лицо Андрея, по-поводу которого она так не решила, приятно ей на него смотреть или все-таки нет. Андрей — бесплотное существо и привлекательный мужчина одновременно:
— Нет, Лида, я не могу показать вам «зазеркалье». Извините. Альтернативная действительность — это не капсула. Я конечно могу показать вам некие картинки, созданные мною образы, но это не будет настоящей жизнью клиентов «там», как вы говорите. Более того, что собственно, вам хотелось бы увидеть? Ну, увидите вы куда-то спешащего Красновского, или Пашу в каком-то другом грузовике … это просто их лица, может моложе, чуть другие … но суть модификации вы не увидите. Не получится. Для этого надо там с ними общаться, а это для вас невозможно.
И вообще, отправляйтесь, Лида, домой, коридор для вас готов. Сегодняшние клиенты были не лучше и не хуже других. Не думайте больше о них. Ни вы им больше не нужны, ни они вам. Отдыхайте. Спасибо, в эту смену вы прекрасно поработали.
Экран погас. Чертов Андрей! Лида вышла из дома и оказалась на лестничной площадке, посреди которой громоздилась кабина старого лифта: черные чугунные дверки, массивные, со стуком захлопывающиеся. Почти касаясь потолка, кабина стояла на самом верху, забранной в черную решетку, шахты. Гулкая шахта уходила далеко вниз. Со дна кабины свисал черный толстый провод, медленно раскачивающийся над душной пустотой. Лида зашла внутрь кабины, захлопнула тяжелые дверцы и осторожно прикрыла деревянные створки внутренней обшивки. В кабине тускло горела маленькая лампочка. Шестой этаж светился на панели. Лида нажала черную, из литой пластмассы, кнопку «один». Кабина с глухим урчанием медленно поползла вниз, возникло довольно неприятное ощущение падения. Через густую сетку Лида видела проплывающие лестницы и двери квартир. Кабина опускалась, лампочка чуть мигнула и Лида поняла, что она «перешла». Стенки кабинки были испещрены матерными надписями под непристойными рисунками. Висело объявление, которое Лиду позабавила и дало почувствовать себя в современной Москве:
Господа,
В нашем доме
Установлен лифт
Экономкласса, то-есть
Без унитаза, поэтому
Терпите, суки, до
Квартиры.
Какой-то интеллигент писал, мастерски сочетая в коротком месседже «господа и суки». Через секунду зажглась лампочка «один», но уже не сбоку, а на вертикальной панели вверху, посередине. Дверь мягко отошла в сторону и Лида вышла наружу. Лифт был современный, в стене, шахты не было видно совсем. Старый доходный дом, который Лида облюбовала для перехода, был теперь элитным: самый центр, старая, полностью переделанная, постройка. Хотя, несмотря на элитность, лифт в подъезде был самым, что ни на есть, «московским». Дверца подъезда легко открылась, выпустив Лиду в промозглую московскую зиму. Два шага от Филипповской булочной. Надо купить домой хороший хлеб. Когда-то там действительно продавалось то, чего нигде больше было не купить, но сейчас, Лида знала, что тонкий аромат ванили, свежего хлеба, кардамона и корицы, мешающийся с запахом свежезаваренного кофе, совершенно утерян. Хлеб здесь, хотя был гарантированно свежим, ничем уж таким особенным не отличался. Лида купила пару слоек, коробочку пирожных, белый батон и с сожалением снова вышла в слякоть раннего вечера. Она медленно шла к метро Пушкинская и все ее мысли были о муже и детях. По телевизору сегодня покажут любимое шоу Голос. Про клиентов она совершенно не думала. Ни на какой моноспектакль Красновского она конечно не пойдет. Книгу эту его дурацкую она прочла, совершенно не впечатлилась, по-этому идти смотреть на толстого фрика … об этом и речи быть не может. Тем более, что Красновский про их встречу никогда не вспомнит.
Когда она уже совсем подходила с своему дому, у нее в голове вдруг возникла картина ее маленького удобного жилища в капсуле и ей остро захотелось в него попасть. Неужели ей в капсуле лучше, чем дома с семьей? И почему, когда она прогуливалась по пустынным, ошеломляюще красивым, местам капсулы, ей не приходило в голову пожелать, чтобы там вместе с нею находились муж и дети? Она в капсуле предпочитала быть одна? Лида затруднилась бы ответить на этот вопрос. Но факт оставался фактом: как только она попадала в свою нормальную жизнь, ей сейчас хотелось назад в капсулу. Что там Андрей говорил о голосе в голове, который позовет ее на службу …? Лида напряженно прислушивалась к своим ощущениям, но в голове было тихо. Андрей молчал. Сейчас она войдет в квартиру, муж спросит как дела, и они начнут ужинать. Лида, обычная средних лет, москвичка, вольется в привычную жизнь, но каждый день будет ждать голоса Андрея, внятного, баритонально окрашенного, приглашающего ее в капсулу, в тайную манящую жизнь, которую она не могла заставить себя забыть. К лучшему или худшему, Лида не могла бы сказать. Означала ли тайна капсулы ее избранность или ее крест — это тоже было неясно, хотя с другой стороны это было, наверное, одно и тоже.