Особенно он подзалетел на «Во!» Черт его дернул поведать им идиотский анекдот про двух девушек, одна из которых рассказывает, что ночью на лестнице ее встретил хулиган:
«— Спой или изнасилую! — сказал хулиган.
— Ну, и что ты сделала? — спросила подруга.
— Во я ему спела!..»
Профессура не прореагировала. Она размышляла. Виль торчал в неловкой ситуации.
— Не ясно? — спросил он. — Секундочку, все объясню. Что такое «Во»?
Коллеги размышляли.
— Кантон в Швейцарии? — спросил Ксива. Он был эрудит.
— Мсье Ксива, — сказал Виль, — при всем моем уважении, как можно спеть кантон?
— Не знаю, поэтическая русская душа.
— Допустим… Но все равно тяжеловато, тем более ночью, на лестнице…
— А что же тогда «Во»? — спросил Бьянко.
— Во! — это вот что! — и Виль показал фигу.
Профессура была с фигой не знакома.
— Что такое фига? — спросил Ксива.
— То же самое, что «Во»!
Виль залезал все глубже и глубже. От волнения он вдруг выбросил вперед правую руку и показал «bras d’honneur»
— Вот это «фига» и «Во»! Ясно?
— Не совсем, — признался Ксива, — вы говорите, нельзя спеть кантон. А это разве можно спеть?!
— В том то и дело. Вы ухватили — она не спела!
— А что же она сделала? — подозрительно спросил Бьянко.
Виль несколько покраснел.
— Господа, — начал он, — как бы вам лучше объяснить… Она — женщина, видимо, легкого поведения, согласилась быть изнасилованной.
Ксива с облегченим вздохнул.
— Наконец-то. «Во» — это изнасилование. Ну, слава Богу.
— Нет, — сказал Виль, — нет. «Во» — это значит «нет»! То есть она ЕМУ НЕ СПЕЛА!
— Вы можете объяснить, почему? — спросил Урхо Бьянко.
— Не знаю… Возможно, у нее был плохой голос.
— Разве не лучше спеть плохим голосом, — резонно сказал Ксива, — чем быть изнасилованной?
— Очевидно, ей на ум не пришла песня…
— Почему песня, — Бьянко недоумевал, — она могла спеть арию, «Интернационал», гимн, наконец. Гимн-то все знают.
«Союз нерушимый…», — затянул он.
— Может, она хотела быть изнасилованной, — Ксива сладострастно улыбнулся.
— Ну, конечно, — Вилю стало легче, — она хотела, чтобы ее трахнули, отодрали, поставили пистон!!!
— Чего ж вы сразу не сказали, — Урхо Бьянко хохотал, — поставили пистон! Запишем…
Вечером, когда Виль поднимался к себе, на лестнице он увидел Клячу. Она загадочно улыбалась.
— Тан-нюша, что вы здесь делаете?
— Хулиган, — она похотливо раскрыла пухлый рот, — во я вам спою…
Некоторые скептики считают, что эмиграция — это просто смена одних дураков на других, идиотов, изъясняющихся на понятном языке, на дебилов, философствующих на непонятном.
Дурак, говорящий по-французски, по-испански, по-английски свежему эмигранту из туманной России кажется значительно умнее дурака, говорящего по-русски. На первых порах…
Поэтому самые счастливые минуты эмигранта — пока он не знает языка, пока он не понимает ни одного слова. В эти счастливые дни им кажется, что их окружают философы, интеллектуалы, мыслители. Что мясник в магазине — почти профессор, почтальон — физик-теоретик, а кассирша в банке — Софья Ковалевская. Поэтому по-настоящему умные эмигранты язык принципиально не учат, стараясь продлить блаженное состояние. Со временем у них возникают принципиальные разногласия с теми, кто штудировал язык день и ночь.
Последние считают, что на Западе живут такие же идиоты, что и на Востоке, что западный дурак точно такой же, он просто западнее, а западный мясник отличается от восточного только одним — у него есть мясо для продажи, а у восточного — нет…
Вот вам один из абсурдов нашей жизни — первая группа, можно сказать, сообщество бездельников, не ударивших палец о палец, счастлива и беспечна, а вторая, сломавшая язык и голову на «Konjunktiv et Subjonctif», разочарована и печальна.
— Мы вас предупреждали, — говорят беспечные из первой группы, — зачем вы штудировали язык? Вам было плохо видеть в кассирше великого математика, вам нужно в ней видеть идиотку? D’accord!..
Это одно из нескольких слов, которые они случайно узнали, и живут с ними гораздо спокойнее, чем те, которые зазубрили тысяч девять — они любят, восхищаются, пьют водку, поют русские песни, едят харчо и котлеты по-киевски, читают русскую литературу, устраиваются на прекрасные работы и имеют друзей среди аборигенов.