Указание времени для каждой молитвы тоже есть, разумеется, по местному отсчету, поскольку традиционные указания: «Когда солнце поднимется над горизонтом на высоту копья» или «Когда тень предмета станет длинней его самого в два раза» — тут, ясное дело, не подходят, — при этом распорядок вполне удачно сочетается с расписанием завтраков-обедов-ужинов: молиться можно будет спокойно, без помехи. И слова, полузнакомые-полузабытые: по-арабски, арабской вязью и в английской транслитерации, а также перевод их на английский. Впрочем, Абдула в английском переводе не нуждался. Молитва на слова первой суры легко потекла у Абдулы, приятно лаская гортань, язык и нёбо:
На следующий день, в четверг, время для утренней молитвы Абдула проспал. Накануне, помывшись и совершив «магриб» — вечернюю молитву, — он включил кино, потом чаю попил, потом хотел совершить ночную молитву, но не дождался полной темноты, решил, ничего, завтра с утра начну, клонило в сон. И вот, пожалуйста, проснулся только от самолета, когда уже часы показывали 08:16 АМ. Обидно, конечно, однако, что поделаешь! В конце концов, он ведь не собирался прямо с сегодняшнего дня сделаться святым! И вообще Абдула не мулла, для героев свои правила! Ничего, завтра пятница, особый день, завтра и начну. А сейчас — хорошо, хоть на завтрак время остается, только надо поспешить, успеть перед «гостями»… Интересно, кто сегодня будет, те же, что вчера, или другие? — И, кстати, надолго ли «ей» хватит таких гостей?! — Абдула хмыкнул и побежал в ванную.
…Сегодня «гости» были совсем другие. Сначала в «зазеркалье» в конусе света появилась только «она», задала свой вопрос: «Абдула, зачем ты убил мою маму?» — помолчала, постояла и скрылась в темноте. Потом пространство за стеклом полностью осветилось, и там возникла группа людей, поменьше, чем вчера, человек семь-восемь… Да, семь… Нет, восемь… Трое сидели в центре в инвалидных креслах, две женщины, один мужчина, а за ними оказалась маленькая девочка, лет семи, щупленькая, светлые волосы, она вышла вперед и подошла к самому стеклу, протягивая к Абдуле обрубок своей правой руки (левую она прятала за спиной):
— Вот, посмотри, Абдула, — сказала она, — у меня больше нет руки… У меня теперь вместо нее железная… — она вынула из-за спины свою левую ручку, в которой сжимала какую-то никелированную клешню. — Она хорошая, мне можно ею рисовать, вытирать носик, а скоро мне сделают пластиковую, она будет еще лучше… Но все равно, моя родная была гораздо лучше! — голосок девочки перешел в крик: — Зачем ты оторвал мне руку, Абдула?..
Что говорили остальные, Абдула не слышал. Тут пролетел, по счастью, самолет. Абдула воспользовался шумом, уселся на лавку к ним спиной, лицом к погаснувшему монитору, и так и просидел все три часа, сжимая ладонями уши, пока из-за спины чуть слышно доносилось:
— Абдула! Зачем ты перебил мне позвоночник, Абдула?..
— Где мои ноги, Абдула? Что тебе сделали мои ноги?..
— Мои глаза! Абдула, зачем ты выжег мне глаза?..
«Кто это среди них без глаз? — Наверное, тот, слева, с забинтованным лицом!» — но Абдула не обернулся, не посмотрел…
Когда, не через три часа, а целую пропасть времени спустя, послышался знакомый ровный голос: «Что, Абдула, ты так и не ответишь, зачем ты убил мою маму?» — он даже с облегчением вдохнул: «Она»! Значит, время утреннего посещения истекло. Да, вот и на часах 11:58. Всего лишь через две минуты все закончится и можно будет обернуться… Правда, надо еще дождаться… Никогда не думал, что две минуты могут течь так долго.
Но вот упали в вечность и они. Абдула повернулся. Стена перед глазами приняла свой безопасный светло-зеленый цвет. Да, полдень. Время обеда, время полуденной молитвы. Но ни обед и ни молитва в голову не шли.
Абдула встал, прошел к лежанке и повалился на нее, лицом в подушку (в тот выступ, который заменял здесь подушку) и так и пролежал все два часа, не поднимаясь, не меняя позы… Только время от времени щеку менял, которой прижимался, да руки клал то на затылок, то вытягивал вдоль туловища.
Да, только три часа… А еще будет пять часов после обеда, а еще завтра все начнется снова, и через день, и через месяц, и через год!.. И так всю жизнь?! — Ну, нет! За всю жизнь решать сегодня еще рано! — за две минуты до конца обеденного времени Абдула рывком соскочил со своей лежанки. — Какое там «всю жизнь»! Да эти инвалиды сами скоро передохнут!.. Хотя девчонка, та, конечно, не «передохнет»… Так и будет являться, совать мне свой протез: «Зачем ты оторвал мне руку, Абдула?» («Хорошо, что я скрыл свое настоящее имя, — промелькнуло в голове у Абдулы. — Теперь они даже не знают, кого им надо проклинать…» В том, что проклятия, лишенные точного адреса, не достигают цели, он не сомневался.)
«А то еще какую-нибудь гитаристку мне притащит, постарше… За струнами в свой гипермаркет приходила, для гитары: будет мне культяшки свои протягивать: «Я так играла на гитаре, Абдула, я так любила свою гитару!.. Зачем ты оторвал мне пальцы, Абдула?»»
— Не только пальцы, головы вам поотрываю, всем! — заорал Абдула в сторону начавшего чернеть стекла.
Больше на лавку лицом к монитору он не садился. Все пять часов, не обращая ни малейшего внимания на тех, кто за стеклом, не сосчитав и не удостоверившись, те же ли это «гости», что были с утра, или другие, Абдула себя вел как можно более свободно.
Ложился на кушетку, старался разлечься поудобнее. Полежав, поднимался, расхаживал по камере, насвистывал (свистеть, вообще-то говоря, не дело, особенно в помещении, говорят, все деньги просвистишь, но денег тут и без того нет ни цента, ни… — Абдула прикусил язык, чуть было не назвав разменную монету своей родной страны).
Поотжимался у шведской стенки, поразмялся, поделал приседания. Взялся за поручни, представил, каково будет бежать по беговой дорожке: получалось ничего, неплохо…
Потом, через часок (точнее, через час и двадцать две минуты, часы-то вот они!) пропущенный обед дал о себе знать, и Абдула, картинно наслаждаясь, выпил зеленого чаю, съел целых три сдобных булки, запил еще чаем, а потом, подумав, добавил еще стаканчик кофе. На пол посуду бросать не стал, аккуратно спустил в мусоросборник.
После еды понадобилось в туалет, потом омыться. В ванну на глазах у всех Абдула все равно бы лезть не стал, но все-таки попробовал потыкать пятнышки и убедился, что вода в ванну ниоткуда не течет: «Ага, отключили, значит, на то время, пока прозрачно…»
Над раковиной возле унитаза вода, однако, текла исправно, и Абдула, подумав, оторвал большой кусок полотенца и, держа его на весу между собой и «зрителями» одной рукой, другой, как смог, омыл положенные места: пусть смотрят, если самим не стыдно.
Молитву совершать после такого «омовения», наверное, все-таки нельзя, но все равно так лучше, чем никак, жалко, вчера не догадался. Ну, ничего, помоюсь после ужина как следует!..
Кусок полотенца навел его на новую забавную мысль. Аккуратно оторвав новый кусок полотенца, поменьше, он вышел из ванной, уселся за свой стол и принялся складывать из этого куска «кораблик». Любопытно, что научился он этому сравнительно недавно, уже взрослым: в детстве не до того было… Да, уже взрослым научился, в семье у… — но не дело вспоминать, у кого именно в семье чему он научился. Главное, научился, много чему научился, вот и хорошо… Вечером, когда будет ванна, можно сложить побольше, а пока вот такой, самый маленький, в раковине пускать, там и затычка есть… А еще можно «голубей» складывать, «самолетики» — по камере пускать!..
Мягкая бумага полотенца складывалась плохо, но Абдула все равно был доволен результатом. Показав свой кораблик «зазеркалью» и скорчив рожу, Абдула ушел за прозрачную дверку ванной и принялся наполнять раковину водой, заткнув ее затычкой (служил затычкой мягкий резиновый шарик, который двигался вверх-вниз из отверстия для слива, затыкая, когда вверх, открывая, когда вниз, и повинуясь опять-таки сенсорной кнопке на стенке раковины: ни рычажок отломать, поскольку нету рычажка, ни шарик выковырнуть не представлялось возможным). Вода набралась быстро, но пуск кораблика на воду большой радости Абдуле не принес: и места мало, а главное, очень скоро бумага промокла, кораблик весь скукожился, превратился в полужидкий комочек цвета дерьма и тут же, прямо на глазах, растворился без остатка… Абдула выпустил из раковины воду. Ладно, с навигацией ничего не вышло, остается аэронавтика… И потом, сколько еще можно придумать игрушек, головоломок!.. Шашки, шахматы с самим собой разыгрывать! Нарды, зари [17]… Да и там тоже (кивок в сторону монитора) что-нибудь, наверное, найдется… Проживем!