Все снова сели в машину. «Эмка» полковника еще минут десять петляла между склонами сопок, пока не выбралась на гребень, откуда уже видна была стоявшая, как страж, сколоченная из бревен пограничная вышка. Еще издали Андрей увидел сложенную из камня-плитняка старую казарму с узкими и высокими окнами. Ближе к дороге — тоже сложенное из камней круглое оборонительное укрепление с бойницами во все стороны для кругового обстрела, с траншеей, покрытой плитняком и засыпанной землей.
— Постройки остались еще от того времени, когда здесь был казачий погранпост, — пояснил Кайманов. — А это недавно отстроили, — показал он на пакгаузы и небольшой аккуратный домик таможни.
Еще несколько минут езды, и перед Самохиным открылась среднеазиатская линия границы. Как не похоже было все то, что он видел здесь, на российские лесные просеки, пограничные столбы, шагающие через поля и луга, возвышающиеся на островах посреди озерной глади!
Здесь же по голому каменистому склону тянулись друг против друга два ряда колючей проволоки, за которой на сопредельной стороне стояла сложенная из камня казарма иранского погранпоста с каменной прямоугольной башней для часового.
До слуха Андрея донесся стрекот моторов. На нашей стороне, у самой линии границы, ползали два трактора, таскали плуги, за которыми облачком клубилась пыль. Чуткое ухо Самохина, знавшего теперь, в чем дело, улавливало приглушенный шум моторов, идущий из ущелий и распадков, спрятавшихся среди приграничных гор. В горах этих уже назревали события, готовые прорваться сюда, где пройдет острие дауганского удара.
— Поезжай прямо к арке, есть к соседям разговор, — взглянув на полковника, сказал Кайманов шоферу, и Гиргидава направил машину к тому месту, где кончалось одно государство и начиналось другое. Самохин не представлял себе, о чем будет говорить Кайманов с начальником закордонного погранпоста, но на этот счет у замкоменданта с полковником, видно, была полная договоренность.
Арка, сваренная из металла, окрашенная в «пограничные» цвета перемежающимися зелеными и красными поперечными полосами, возвышалась над дорогой, как монумент, олицетворяющий величие и мощь Советского государства. Поперек арки — полосатый металлический шлагбаум. На сопредельной стороне — тоже шлагбаум из арчи с привязанным к комлю большим камнем. И с той и с другой стороны у шлагбаумов — часовые.
— Товарищ полковник, — сказал Дзюба, когда офицеры вышли из машины, — наряд нашей заставы заметил с вышки, что у соседей воинскую часть, раньше охранявшую границу, заменили другой. Ни численности гарнизона, ни родов оружия мы не знаем.
— Для того мы и приехали, чтобы узнать, — сказал Артамонов. — Давай, Яков Григорьевич, действуй.
Вместе с Каймановым и Самохиным он подошел к арке, попросил рослого темнолицего и черноволосого часового вызвать начальника поста.
Из каменной коробки погранпоста с прямоугольной башней наверху неторопливо вышел старший сержант с маузером, болтающимся на боку, в деревянной кобуре, лихо и четко ответил на приветствие.
Кайманов что-то сказал ему, тут же перевел свой вопрос для Самохина и Артамонова:
— Третий день наши машины приходят к таможне и уходят обратно порожняком. Прошу узнать, почему нет грузов.
Старший сержант ушел. Кайманов, словно между прочим, заговорил с солдатом. Когда он позднее перевел на русский язык разговор, Андрей удивился простодушию иранского часового. Диалог их выглядел примерно так:
— Салям, друг...
— Салям алейкум.
— Жарко на солнцепеке?
— Ай, так жарко, в глазах темнеет!
— Мало вас, наверное, потому подолгу и стоите.
— Здесь мало, а вон за теми горами много...
— Что делать, — посочувствовал Кайманов, — приходится стоять: служба есть служба.
Часовой согласился: «Действительно, служба...»
Сработал рефлекс: Кайманов заговорил на родном языке солдата, тот ответил, не задумываясь и не опасаясь.
Из здания погранпоста вышел старший сержант и доложил, что причины отсутствия машин выясняются и будут дополнительно сообщены.
Офицеры откозыряли, сели в машину, Кайманов доложил Артамонову результат разговора с солдатом.
— Нет, ты, наверное, шутишь, — не поверил Аким Спиридонович. — Так вот просто и сказал?
— Так вот и сказал. Потолковали на его родном языке, и все, — усмехнувшись, сказал Кайманов. — Задачу нам поставили, товарищ полковник, сделать разведку, откорректировать оперативный план, чтобы не допустить кровопролития, но за горой у них стоят войска.
— И ты уверен, что солдат у арки не соврал?
— Вполне, — отозвался Кайманов. — Солдат-то молодой, только вчера надел форму.
— Таких и у нас хватает, — сказал полковник, а Самохин подумал, что, если бы он остался здесь служить, еще не раз оценил бы внимание полковника, позаботившегося, чтобы у замполита был свой личный переводчик. Действительно, проблема языка здесь проблема номер один.
На заставе их уже дожидался капитан Ястребилов. Полковник тут же с Каймановым и майором Веретенниковым пригласил его обойти весь участок. Когда они сели в машину и уехали, Самохин попросил лейтенанта Дзюбу собрать для беседы свободных от наряда.
Андрей обратил внимание, что массивный лейтенант Дзюба явно смущен. Это смущение так не вязалось с его атлетическим видом, что Самохин ощутил даже некоторое беспокойство.
— Что-нибудь случилось, товарищ лейтенант?
— Да, случилось... — согласился Дзюба. — Вы переводчика Вареню´ вызывали?
— Вызывал полковник Артамонов.
— Ну так он приехал.
— И что же с ним произошло?
— В санчасти лежит. Али-ага его клюшкой по затылку ударил, он и лежит.
— Какой Али-ага? Почему ударил?
Самохин и в самом деле не мог понять, что могло стрястись с новоиспеченным переводчиком Варене´й.
— Старичок наш местный, почитай, уж под девяносто, а вот, поди ты, уложил Вареню´.
— Он же только приехал, Вареня´, когда ж ваш старичок успел? — Самохину просто не верилось, чтобы девяностолетний старичок мог уложить клюшкой жизнерадостного Вареню´.
— Это все Ковтун шкодит, товарищ старший политрук, — с огорчением пояснил Дзюба. — Вредный, чертяка! Так и дывыться, где б напакостить.
Дзюба, явно обескураженный, что у него на заставе ЧП, снова умолк.
— Я вам старшину Галиева позову, он всю эту картину сам видел...
Галиев казался смущенным не меньше начальника: первое знакомство с замполитом — и такой конфуз.
— Понимаете, — начал он объяснять, — Ковтун с Варене´й — земляки. Я их обоих как облупленных знаю. Ковтун боекомплект заставы проверяет, а Вареня´ прибыл на машине, увидел и — к нему: обрадовался знакомому человеку. Потом, смотрю, Вареня´ куда-то пошел с заставы, техник-интендант его послал. Никто Вареню´ не задерживает: Ковтун — офицер, а вокруг — рядовые. Ну я спрашиваю техника-интенданта: «Куда новобранец пошел?». — «Да вон, говорит, послал я его помочь старику огород прополоть». Смотрю, Вареня´ спросил что-то у яш-улы. Али-ага показал ему на горы, тот повернулся, а старик его клюшкой по голове. Вареня´ — брык и лежит, а яш-улы — на заставу бегом.
— Ничего не понимаю, — сказал Самохин. — Ковтун-то где сейчас?
— Быстренько закончил свои дела и на другую заставу уехал.