— Боюсь, что в этом вопросе я не смогу вам помочь. С призраками мне еще сталкиваться не доводилось, — вздохнул Жерар, на мгновение прикрывая глаза. Казалось, что кто-то смотрит на него, но при этом мужчина не мог понять кто, зачем и откуда. — Но вот совет я вам дам. Завязывайте со своей профессией и попытайтесь понять, что же может успокоить вашу жертву. У нее есть все основания мстить вам…
— Вас не удивляют мои слова? К вам что, киллеры каждый день захаживают? — Гажил не мог понять Жерара. Ни тебе обвинений, ни слов о том, что это все ложь и глупая шутка, ни даже попытки выдворить его из церкви.
— Нет, не каждый, — священник устало взглянул на своего неожиданного собеседника, всколыхнувшего неприятные воспоминания. Все-таки пути господни неисповедимы. — Но в прошлом я был вашим коллегой, так что меня не удивить тем, что кто-то зарабатывает на жизнь убийствами. Скажу больше, эта профессия может сломать. Иногда этот момент наступает раньше, иногда позже, а бывает, что лишь оказавшись перед высочайшим судом, мы понимаем, что были не правы, — говоря это, Жерар прикоснулся к красной татуировке на своем лице, а его взгляд слегка затуманился. — Ничто в этом мире не случайно. За все приходится платить и сожалеть…
— Я ни о чем не сожалею, — холодно ответил Редфокс, размышляя о том, что могло довести его коллегу до сутаны священника. Как вообще можно отказаться от нормальной жизни? Хотя… Возможно, в скором времени он и сам об этом задумается… И все же сейчас мужчина был не готов так круто изменить жизнь. — Мне нравится моя жизнь. Я люблю наблюдать за напуганными жертвами, ощущать свою власть над ними. Я получаю много денег за свои услуги и наслаждаюсь жизнью. Пью хороший алкоголь, гоняю на байках и крутых тачках, могу позволить себе все, что душа пожелает! Любой, кто перейдет мне дорогу, будет жестоко наказан. Так о чем мне сожалеть? О чужих проблемах? Моя судьба никогда никого не интересовала, даже родителей. Так почему я должен волноваться за кого-то другого и менять свою жизнь? Плевать я хотел на все это! И на чертова призрака тоже! Пусть эта сучка что хочет делает, меня не изменить! Ей придется смириться с этим! У меня полно недостатков, но мне они нравятся! Я такой, какой есть! — голос Гажила сорвался на крик, а его алые глаза потемнели, становясь темно-бордовыми.
— Ты можешь быть не идеальным, но в трудный час не будь дерьмом, — жестко произнес Жерар, которому все это было знакомо. — Хватит отрицать очевидное. В твоей жизни творится такое, что жить, как прежде, ты не сможешь. Смирись и попытайся найти решение. Я не знаю, существует твой призрак или нет, но одно могу сказать точно. Мы с тобой грешники и каждый в полной мере заслужил свою кару небесную. Не хочешь меняться? Хватаешься за прошлую жизнь? Это трусость. Попытайся понять других, подумать о том, что делал… Ты все еще жив, все еще можешь что-то изменить…
Гажил упрямо поджал губы. Он не желал меняться, ему нравилась его жизнь. Мужчина ненавидел людей, презирал их за слабость, трусость и подлость. На своем веку, ему довелось повидать достаточно проявлений низости представителей человечества, так почему он должен меняться и быть лучше? Мир останется прежним! Ничего не изменить, а от боли, страданий и слез никуда не сбежать. Гажил тупо смотрел вперед, на распятие и думал о том, что все смерти напрасны и грехи невозможно искупить. Он даже не подозревал, что Леви слышит этот разговор, наблюдает за ним, видит борьбу и боль в его глазах, пытается понять, но не может…
— Это не трусость, — наконец, произнес убийца. — Скорее уж безнадежность, ведь я знаю людей… Знаю себя и этот мир. В нем нет места ничему светлому и справедливому… Ничего нельзя изменить.
====== О ком ещё переживать мне, ведь у меня есть только я ======
Редфокс сидел молча, размышляя о своей жизни, что делал весьма редко и в основном лишь напившись. Его прошлое было кровавым и жестоким, но киллер ни о чем не сожалел. Даже сейчас Гажил был уверен в том, что жил так, как надо и у него не было иного пути. К чему сожалеть о содеянном? Он далеко не худший человек в мире.
— Всегда можно что-то предпринять и избрать для себя иной путь, — нарушил тишину Жерар. Священнику казалось, что он столкнулся со своим прошлым лицом к лицу, а его гость не просто так пришел именно в этот храм. Его привели сюда высшие силы.
— А зачем? Ги-хи. Ты ведь и сам понимаешь, что киллерами становятся не просто так, — хищно оскалился Гажил, ощущая непонятное желание излить душу, исповедаться, хоть кому-то рассказать о том, что он за человек. Кому-то, кто сможет понять.
Жерар молчал, он точно знал, что не стоит торопить грешников, для того, чтобы раскрыть душу нужно время и особое состояние. Леви, оставаясь незримой для всех, тоже ждала — девушке казалось, что именно сейчас она узнает что-то важное, нечто, что поможет ей добиться своей цели и изменить холодного и жестокого человека, отнявшего её жизнь. Если бы только она могла, то непременно бы затаила дыхание и сердце бы наверняка замерло в предвкушении. Если бы… Увы, она больше никогда и ничего не ощутит, в ней не осталось жизни и тепла. От этого становилось невероятно тоскливо и еще больше хотелось ухватиться за Редфокса, повлиять на него, осознавать, что у её существования есть цель.
— Сколько себя помню, я всегда был один, — начал свой рассказ Гажил. Зачем? Он не знал, но мужчине хотелось выговориться, к тому же пока он в храме призрак не будет его доставать. — Мой отец сбежал, как только узнал о том, что скоро станет папашей, а мать считала меня виновником всех бед. Еще бы, ведь я испортил её карьеру «великой актрисы». Я был для нее обузой, но ради пособия она не избавлялась от меня. Знаешь, я ненавидел эту женщину — вечно бухую, постоянно приводящую в дом все новых мужиков. Когда она однажды не вернулась, я испытал облегчение. А потом был детский дом, где я тоже был никому не нужен. Дети злы, они не думают о том, что говорят и делают, дети — жестоки, — мужчина прикоснулся к пирсингу над бровью, а его губы исказила кривая усмешка. — Это я получил именно в детском доме. Проснулся ночью от того, что на меня вылили холодную воду, понял, что связан, а во рту кляп. Это было мое посвящение! Меня приняли за шестерку, которая будет пресмыкаться и терпеть любые издевательства. Это было их ошибкой. Я никому не жаловался, я становился сильнее, пока однажды не показал этим ублюдкам, кто главный. Все решает сила! А потом были драки, выпивка, банда, но при этом я всегда был один. Друзья, семья, просто знакомые, женщины — все предают, никому нельзя доверять, так что лучше держаться одиночкой. Однажды я привлек внимание одного влиятельного человека, который предложил мне работу.
— И отказаться было нельзя, — понимающе кивнул Жерар, в жизни которого тоже однажды появился такой человек. Священник не осуждал своего собеседника, не пытался на него повлиять, его задачей было просто выслушать. Фернандес понимал, что Гажил не хотел меняться, не понимал, что можно жить не только ради себя, не осознавал, что не всегда нужно бороться. Этот человек не видел в жизни ничего светлого, а потому ничего не принес в этот мир, кроме боли и слез. Священник ни в коей мере не искал оправдания Редфоксу, но и судить его не мог.
— Я и не хотел отказываться. Деньги, отличная работа и перспективы, возможность вырваться из той помойки, где я жил, подняться над всем этим! Убийства — прибыльный бизнес, и я убивал. Это легко, я никогда никого не жалел, не испытывал сомнений. Мне не было дела до этих людишек, не волновало, заслужили ли они свою участь.
— Ты всегда думал лишь о себе, — печально улыбнулся Жерар, и сам долгое время бывший эгоистом. И все же он смог остановиться, пускай и слишком поздно.