Гафуров, словно впервые услышав характеристику Усманова, стал ерзать на стуле.
– Ты не горячись, Виктор Николаевич, не поливай человека грязью. Сколько он у вас проработал?
– Более четырех месяцев.
– Вот, поэтому и не торопись со своими оценками. Подожди, может, расцветет еще парень.
– Для того чтобы он расцвел, нужно время. Иногда цветы начинают цвести через десять лет, а иногда и совсем не зацветают, – стоял на своем Виктор.
– Короче, Абрамов, давай, подписывай рапорт Усманова и начинай подыскивать нового заместителя начальника управления.
Виктор достал из кармана ручку, молча, подписал бумагу и передал Гафурову. Тот мгновенно вскочил с кресла и направился из кабинета. Оставшись вдвоем с Костиным, Абрамов произнес:
– Юрий Васильевич! Я исполняю обязанности начальника Управления, но еще не факт, что я им стану. Поэтому считаю, что в настоящее время искать нового заместителя начальника Управления мне не стоит. Придет новый начальник, пусть он займется этим делом.
– Может, ты и прав. Только я советую тебе, Абрамов, поменьше распускать язык. Я знаю, что ты по гороскопу Весы, а у рожденных под этим знаком людей обострено чувство справедливости, но, тем не менее, не наживай себе лишних врагов. Поверь, их у тебя и так достаточно.
Виктор вышел из кабинета и направился к себе.
***
Первым в совершении разбойного нападения на Собор святых Петра и Павла признался Цаплин. Рано утром к Абрамову в кабинет позвонила его мать и, рыдая, стала просить о встрече с сыном.
– Извините, мамаша, но почему вы обращаетесь ко мне, а не в отдел милиции? Я не занимаюсь вашим сыном.
– Я не раз обращалась к ним, но они всегда отказывают, говорят, что не положено.
– Я вам едва ли помогу в этом. Я не следователь и не могу принимать подобные решения.
Она вновь зарыдала в телефонную трубку и стала причитать. Виктору, чисто по-человечески, стало жаль женщину. Он мысленно представил ее, заплаканную, в телефонной будке, и в нем что-то перевернулось.
– Давайте, сделаем так. Вы придете ко мне в кабинет, и мы подумаем, как решить вопрос с вашим сыном.
Абрамов нажал клавишу на телефоне и вызвал к себе Балаганина.
– Станислав, как у нас обстоят дела с арестованными, что они говорят? – поинтересовался Виктор.
Оперативник, присев на край стула, стал докладывать. Из его сбивчивого рассказа Абрамов понял, что пока никто из задержанных не признался в совершенном разбое.
– Вы понимаете, Виктор Николаевич, у них алиби. Мы проверяли: работники бара подтверждают, что Прохоров и Цаплин весь тот вечер провели в баре. Их там хорошо запомнили, так как они затеяли скандал с одной из компаний.
– Плохо работаете, Стас. Я же тебя учил, что нельзя работать по шаблону. Всегда нужно искать новые пути и решения. Вы пробовали использовать в работе с Цаплиным его мать?
Балаганин отрицательно замотал головой.
– Нет, мы не работали в этом направлении.
– Вот и плохо, Станислав. Ты же знаешь, что слезы матери иногда в состоянии растопить любой лед. Нужно очень тонко обставить момент их встречи и посмотреть, сможет ли она помочь нам в этом деле. Сегодня я общался с ней и пообещал организовать встречу с сыном. Возьми ребят, и привезите его ко мне.
В назначенное время, когда в кабинете уже сидела мать Цаплина и с трудом, глотая слезы, рассказывала Абрамову о своем сыне, Балаганин завел его кабинет. Не буду описывать, что тогда произошло в кабинете. Глядя на происходящее, Виктор невольно задумался о превратностях жизни. Из их диалога он понял одно, что мать Цаплина была набожной женщиной и никак не могла понять, как это ее сын, в которого она вложила все самое лучшее, мог поднять руку на христианские святыни.
– Скажи мне, Володя, что ты этого не делал! Что люди тебя просто оговорили! – плача, кричала она, обнимая его за шею.
Цаплин изредка сбрасывал ее руки и укоризненно смотрел на нее.
– Ну, перестань, мама, плакать. Ты же знаешь, я не могу спокойно смотреть на твои слезы.
Он в очередной раз оторвал руки матери от себя и посмотрел в окно. В этот момент он напоминал Виктору маленького побитого щенка. Абрамов хорошо понимал, что он мог чувствовать в это время, и решил подыграть его матери.
– Вот, видите сами, ваш сын не слышит не только нас, но и вас. Ему все равно, сколько лет тюрьмы он получит за это преступление. И всех наших уговоров признаться в совершенном разбое, раскаяться в этом страшном грехе, он тоже не слышит.
– Володя, ты лучше признайся в содеянном, покайся перед Богом, может, он и простит тебя. Ты же знаешь, что от гнева Всевышнего не скроешься ни в тюрьме, ни дома.