– Это старая привычка, Смирнов, – ответил Максимов. – За мной так же могут работать и наши люди, это вполне реально. Мы решили передать вам икону Казанской Божией Матери, которую сегодня изъяли у одного бандита.
Смирнов обрадовался.
«Прав оказался Привалов, предложив схему действия против работников КГБ, – подумал он. – Выходит, с волками жить – по-волчьи выть».
– Скажите, товарищ полковник, – обратился он к Максимову. – А где эта икона, и куда мы с вами едем? Что, нельзя было передать ее в гостинице, а не мотаться по городу?
– Все не так просто, – ответил Максимов. – Мы не хотим засветить наших людей, задействованных в этой комбинации. А что, вас конкретно не устраивает? Я вам ее передаю, и мы разбегаемся в разные стороны.
Максимов остановил машину у какого-то государственного учреждения, и они вошли внутрь здания. Молча, поднялись на лифте на четвертый этаж, и Максимов попросил Смирнова остаться здесь и подождать его минут десять, а сам скрылся за углом коридора. Прошло минут пять, не больше, и он появился, держа в руках предмет, завернутый в плотную оберточную бумагу, которой раньше часто пользовались продавцы продуктовых магазинов.
– Вот, возьмите, это икона Казанской Божией Матери, – сказал он и передал сверток Олегу.
Тот быстро порвал бумагу. Перед ним была икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери.
– Товарищ полковник! А где же икона Казанской Божией Матери? Вы мне передали совершенно другую икону?
Максимов растерялся, не зная, что ответить.
– Извините, я, наверное, ошибся, – ответил он. – Я думал, что передаю вам икону Казанской Божией Матери.
– Слушайте, товарищ полковник. Не нужно из меня делать дурака. Вы не простой человек с улицы. Вы специалист по антиквариату и не могли ошибиться. Я сегодня же свяжусь со своим руководством в МВД РТ и доложу им об этом случае. Пусть они сами выходят на ваших руководителей и решают с ними задачи по возврату из КГБ исторических ценностей.
Максимов слушал Смирнова как-то рассеянно. Он до сих пор не мог понять, что произошло. Его подразделение длительное время специализировалось на работе с антиквариатом, и поэтому ошибка была непростительной. Очнувшись, он невольно вслушался в то, что говорил ему Смирнов.
– Олег Валерьевич, вы только представьте себе, какой общественный резонанс может быть вызван сообщением, что сотрудники КГБ отказываются передать похищенные реликвии! Я бы не хотел оказаться замешанным в этом грязном деле.
Максимов молчал, он понимал, что серьезно прокололся с этой иконой и нужно как-то выходить из непростого положения.
– Смирнов, не надо сообщать об этом своему руководству. Здесь произошла какая-то непонятная техническая накладка. Я думаю, что ее можно исправить, ведь переданная мной икона, тоже была похищена в Казани. Давайте, назначим встречу на завтра и обсудим все эти вопросы. А утром я с генералом обговорю возникшие между нами нюансы. После этого свяжусь с вами.
Они вышли из здания и сели в машину Максимова. Он довез Смирнова до гостиницы, где они распрощались. Утром Смирнов отправил всех ребят в Казань, оставив лишь Станислава Балаганина.
Оперативники возвращались в Казань. В машине, на заднем сиденье, лежала чудотворная икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери.
***
Ночью Абрамов плохо спал. Перенесенный инфаркт давал о себе знать. Всю ночь он прокрутился в постели, стараясь заснуть, однако чувство тревоги и какой-то неведомый страх гнали от него сон. Виктор отлично понимал, что от смерти невозможно спастись, и, если она придет, от нее ничем не откупишься. Однако, перебороть в себе этот внезапно возникшее чувство, не удавалось. Наконец, он не выдержал и, пересилив острую боль за грудиной, поднялся с постели. Достав из ящика стола лекарства, сунул их в рот и запил водой. Виктор сел в кресло и закрыл глаза, стараясь расслабиться и не думать о боли. До его слуха донеслись легкие шаги. Он открыл глаза и увидел своего пса, который улегся у его ног. Он преданно посмотрел на хозяина и стал лизать руку своим теплым и нежным языком, словно стараясь облегчить его состояние. Постепенно боль начала стихать и вскоре исчезла совсем.
Взглянув на часы, Абрамов понял, что ему уже надо собираться на работу. Жена приготовила завтрак, но есть не хотелось. Во рту было противно от принятых ночью лекарств. Он отодвинул тарелку в сторону и, извинившись перед женой, встал из-за стола.
– Слушай, Виктор! Ты когда-нибудь умрешь от своей работы. Ты только посмотри, на тебе лица нет. Невозможно объять что-то необъятное, и работать одному в трех лицах. Ты думаешь, я спала этой ночью? Нет, конечно, прислушивалась, дышишь ты или нет!