***
Отец Ловчева отдал немалые деньги, чтобы добиться освобождения сына из-под ареста. Теперь Вадим находился под подпиской о невыезде и усиленно занимался в университете. Трое суток, проведенных в камере предварительного заключения, окончательно выбили из него преступную романтику. Он часто, как дурной сон, вспоминал поездки с ребятами в Москву, перестрелку с людьми Селезнева, когда ему удалось ранить одного из охранников. В разговорах с отцом Вадим старался представить себя как жертву, говорил, что его чуть ли не силой заставили принять участие в нападении.
Вадима иногда беспокоили следователи, которые вели это дело. На все допросы он ходил со своим адвокатом. Не стесняясь, уже полностью перекладывал всю вину на Прохорова и Цаплина. Вскоре его перестала мучить совесть.
Как-то, знакомясь с материалами уголовного дела, он обратил внимание, что Прохоров и Цаплин в своих показаниях полностью берут всю вину на себя и всячески стараются вывести его из дела.
«Почему они это делают? – подумал он. – Наверняка, считают, что я им буду должен всю оставшуюся жизнь. Нет, друзья, если вы рассчитываете на это, то глубоко заблуждаетесь. В жизни у меня два человека, которым я что-то должен, – мать и отец».
В один из дней его вызвали на очную ставку с Прохоровым: следователю нужно было уточнить некоторые нюансы в их показаниях. Вадим зашел в кабинет следователя в сопровождении адвоката. Он был одет в шикарный импортный костюм серого цвета. Белая рубашка и модный галстук лишний раз подчеркивали его высокий статус.
Прохоров был в старом растянутом свитере. Его недавно наголо остриженная голова изобиловала шрамами, которые раньше скрывали густые волосы. Игорь не смотрел на Вадима, он сидел, опустив глаза в пол, и был, как никогда, спокоен. Он старательно отвечал на все вопросы следователя, стараясь подчеркнуть свою роль в этом преступлении. За время очной ставки Прохоров так ни разу и не взглянул на Ловчева, словно того и не было в кабинете.
Его поведение насторожило Вадима. Он не верил Игорю, не верил в сломленный внешний вид, так как за все время, что он с ним общался, ему удалось хорошо изучить этого человека.
После очной ставки Вадим вышел на улицу. Попрощавшись с адвокатом, он остался ждать у здания МВД, надеясь увидеть Прохорова, которого должны были отвезти обратно в изолятор.
«Что я делаю? – подумал Вадим. – Я же давал себе слово, что больше никаких контактов ни с Прохоровым, ни с Цаплиным не должно быть, и вдруг, увидев Игоря, снова расклеился и почувствовал себя виноватым в том, что я на воле, а он – в заключении!»
С громким лязгом открылись ворота, и из них выехал черный «воронок». Как ни пытался Ловчев рассмотреть в машине Прохорова, ему это не удалось.
***
Суд начался с опозданием в сорок минут. Виктор стоял на крыльце здания суда и наблюдал, как из подъехавшей милицейской машины вывели участников разбойного нападения Цаплина и Прохорова. К суду, похоже, они относились как-то несерьезно, воспринимая все происходящее, как фарс. Они улыбались, обменивались репликами не только между собой, но и с окружившими машину родственниками. Увидев Абрамова, Прохоров помахал ему рукой, а затем, когда поравнялся, вежливо улыбнулся и произнес:
– Ты будешь первым, кого я убью, когда освобожусь.
Виктор промолчал, так как возражать озлобленному человеку, тем более в такой момент, было совершенно бесполезно. Его вызвали на заседание суда где-то, через час. Он вошел в зал и остановился у дверей.
– Абрамов, проходите на середину зала, – произнес судья.
Виктор прошел к указанному месту и по просьбе судьи назвал свои анкетные данные. Присутствующие в зале родственники и друзья подсудимых с интересом посмотрели на него.
– Скажите, пожалуйста, применялись ли вами при работе с подсудимыми недозволенные методы ведения допроса?
Абрамов удивленно посмотрел на судью и обвинителя, пытаясь предугадать дальнейшее развитие этой ситуации.
– Поясните, ваша честь, что вы подразумеваете под термином «недозволенные методы допроса»? – обратился он к судье.
Она, открыв дело, зачитала показания Цаплина, который утверждал, что Виктор применял в отношении него физическую силу, а также угрозу поместить его в камеру с так называемыми «опущенными» арестантами.
Абрамов невольно улыбнулся, услышав стандартное обвинение практически всех подсудимых в том, что во время допросов их избивали и оказывали на них психологическое давление.
– Это неправда, ваша честь, – ответил оперативник. – К подсудимому Цаплину никаких мер физического и иного воздействия с моей стороны не применялось.