– Если я не могу заставить тебя уйти… – сказала она под непрекращающимся дождем. Вдали она заметила быстро приближающиеся фары машины. Она засмеялась. Слабый, горький смех.
– …то я заставлю уйти себя.
Она побежала на середину улицы.
Машина быстро приближалась, и она бросилась под нее, ярко освещенная огнем фар. Даже сильный шум дождя не смог заглушить визг тормозов. Было слишком поздно. Все закончилось за мгновение. Девушка, упавшая на асфальт, походила не на Шики, а на безжизненную, холодную куклу. Сломанную и разрушенную. За всю свою жизнь я не видел более болезненного и печального момента. Ее глаза перед столкновением были полны слез – или это был просто дождь? И все же, даже увидев все это, я не смог заплакать.
Вечер приносит лишь больше дождя и меньше улик, чем я рассчитывал, но и это вполне соответствует моим ожиданиям. Сегодня ночью холодно, холоднее, чем в любую из прошлых ночей. Хорошо, что я взял с собой зонт.
Черный зонт… такой же, как тот, которым я пользовался в первую встречу с Шики. Той ночью она смотрела на небо, но казалось, не видела ни звезд, ни луны, как будто застыла на месте, и с миром все было в порядке.
/1
Май.
Я познакомилась с Микией Кокуто. Я знала, что он мне понравится, с первой встречи. Он говорил со мной, ничего не умалчивая и не колеблясь, с улыбкой, не расчетливой и не замышляющей. Он идеален…
– Снова дождь? – ворчу я, ища укрытия от нарастающей интенсивности ливня.
Звук капель дождя, падающих на крыши зданий, начинает усиливаться. К счастью, универмаг неподалеку предоставляет мне крышу над головой, и конечно, бак для зонтов снаружи оказывается и правда полезным изобретением. Я выбираю себе один зонт, дешевый, пластиковый, такой, что владелец вряд ли будет сильно по нему скучать. Однако моя цель потеряна. Сложно отслеживать запах крови, смешанной с дождем. И все же я ничего не выиграю, если буду тут просто стоять, так что я продолжаю идти.
Сегодня восьмое февраля. Светает. Улицам недостает пешеходов и автомобилей, силуэты людей, с которыми я делю улицу, редки и немногочисленны. Даже моя собственная тень, созданная тусклыми огнями неоновых и флуоресцентных ламп, выглядит туманной иллюзией, едва различимой в дожде. Создав определенное расстояние между собой и щедрым универмагом, я останавливаюсь, чтобы осмотреть себя. У меня есть позаимствованный дешевый пластиковый зонт; мокрая и грязная кожаная куртка; неплохое кимоно, покрытое густой грязью по краям и на талии. Ну, вряд ли я могла рассчитывать на то, что буду чистой, проспав неделю исключительно в аллеях. Моя внешность это одно, но мой запах – это совсем другое. И блин, я пахну трехдневным потом.
– Сон вне дома должен прекратиться сегодня, – шепчу я себе, и то, как я говорю это, почти заставляет все выглядеть какой-то веселой игрой.
Я смеюсь, впервые за неделю.
Меня зовут Реги Шики. Как даосский термин «реги», используемый, чтобы описать дуализм инь и янь. Да, моя семья странная, как и я сама. Когда-то я носила в своем теле иную личность, мужчину по имени Шики. То же произношение, другое написание. Он был привязан ко мне с рождения, убийственная личность, взращенная странной династией. И с рождения я всегда знала удовольствие, которое он извлекал из мыслей об убийстве. Это была его страсть. Несколько извращенным путем это стало моей страстью, пока я сдавливала темный импульс внутри себя, убивая его снова и снова в попытке контролировать. Я убивала себя внутри меня, чувствуя и удовольствие, и боль. И так я жила, пародируя нормальную жизнь. Убийство определяло меня тогда если не буквально, то образно. Но его угроза была всегда, она скрывалась в глубинах моей души, искушала меня.
Когда я была ребенком, возможно, единственным, что меня сдерживало, были слова деда. Хотя мой отец без сомнений был Реги, он не унаследовал «благословения», как он называл его. И конечно, когда я родилась, гордости отца не было предела, и мой нормальный старший брат был лишен права наследования. Так что я была особенной с рождения. Всегда была одна, но никогда – одинока, всегда в компании другого Шики. Мы были одним, он и я, девушка и ее тень. Когда мне было шестнадцать и я еще боялась того, что была просто инструментом убийства, мой дед скончался. Как и я, он обладал «благословением». Но он никогда не мог полностью контролировать другого себя, и долгие годы он ранил себя, иногда очень мучительно, проклинал окружающих, отрицая, что это был он. Мне говорили, что он и его второе «я» постоянно менялись местами, так что люди забывали, кто у руля, и двадцать лет он был заключенным психбольницы.