Черт, я ничего не понимаю. Единственное, что я знаю – мне нужно найти его. Это смертоносное чудовище, о чьей личности у меня нет ни малейшего гребаного представления. Как и три года назад, я оказываюсь на местах работы убийцы, думаю о них и пытаюсь найти что-то в себе. Я выкидываю газету несколько сильнее, чем хотела.
– Я ничего не понимаю, – повторяю я себе под нос. Ветер воет и разбрасывает мусор вокруг меня. Люди будут охотиться за мной, так что я должна двигаться незаметно. Теперь, больше, чем когда-либо, моими дорогами будут аллеи и закоулки. Теперь, больше, чем когда-либо, я должна прятаться в темных, грязных местах. Теперь, больше, чем когда-либо, мне нужно будет отбросить человечность, по крайней мере, на время. И даже тогда это может быть болезненной, кропотливой и все же абсолютно бессмысленной работой. То, что я не останавливаюсь, зная это, должно быть величайшим доказательством моего идиотизма.
Каждый день я лишена легких или сытных обедов, отдыха для мышц, удовлетворения от сна. Мне некуда идти, но кажется, будто я бегу от чего-то, скрытого в глубине необъятной тьмы города.
Что за хрень я тут устроила? Задерживаю дыхание, охочусь за кем-то? И когда я найду убийцу, что тогда? Убью его? Этого я хочу? Микия… ему это не понравится. Просто вспомнив о нем, я чувствую, как падаю в ловушку, из которой самой не выбраться.
Я трясу головой, пытаясь вытряхнуть из нее все беспокоящие меня мысли. Не получается, но, по крайней мере, я вспомнила, что надо идти. В еще один прорыв этой ночью. Нужно покончить с этим, быстро. Покончить, и может, я смогу вернуться домой… В два ночи весь город спит как убитый. Ни единой тени человека на дорогах, и шум машин редок и всегда далек, в нескольких улицах от меня. Каждый раз полицейская сирена следует за ним, словно ржание лошадей вдали. Предприятия закрыты, в домах выключен свет, темные облака не пропускают лунный свет и сопровождающее мерцание звезд, не давая передохнуть от мрака. Можно подумать, что если никого нет, ничего не случится, что все будет хорошо. Но есть загвоздка. Здесь есть люди, скрытые в забытых углах города, на дорогах воров, в канализационных стоках и в тенях эстакад и зданий. Если им повезет, они сбиваются в кучи ради тепла и уюта. Но те, кто блуждают в ночи одни, не столь удачливы.
Я иду по главной пустынной улице, которая выглядит столь странной и чужой.
Вдалеке я вижу человека, фонарь за его спиной дает мне рассмотреть лишь его силуэт.
Я останавливаюсь. Что-то в нем не так. Наклон в его стойке скрывает что-то. Что-то в нем кажется таким… ностальгическим.
Тень видит меня и соскальзывает в ближайшую аллею. Мои ноги оживают против воли, следуя за тенью.
Холодок поднимается по горлу, но я игнорирую его и вхожу в аллею.
Внутри словно иной мир. Это тупик, здания окружают его, создавая непроходимую стену. Из-за этого даже днем сюда не проходит солнечный свет. Честно говоря, это место больше похоже на комнату, а не на аллею – еще одна улица, забытая городом. В этом мертвом пространстве лишь один бездомный видел сны о счастье, но не сегодня. Стены аллеи только что были выкрашены. Земля мокрая и липкая, и обычный запах гнилой еды смешан с более сильным ароматом.
Я стою посреди моря крови. Телесные жидкости текут по аллее, и сладкий, липкий запах въедается в ноздри. В центре лежит труп. Я не могу увидеть, какое лицо у него было перед смертью. Его руки отрезаны, а ноги стали обрубками в районе колен, кровь вытекает из них. Где другие части рук и ног, я не вижу. Обрубки не выглядят так, словно они были обрезаны. Это не работа клинка, но жестокое питание животного. Откуда-то я слышу – или мне кажется? – урчание наполняемого живота и звук жевания, едва слышный. Это звук, с которым жуют жесткое мясо.
Мир, так отличающийся, даже ярко-красный от крови, был подавлен грубым запахом животного тепла.
За телом расступаются тени, выпуская еще одного человека. Человек, чьи контуры и кривые извиваются вокруг него. На нем надета похожая кроваво-красная куртка, и в его лениво висящей правой руке виден нож примерно в семь дюймов длиной. Волосы, почти достающие до плеч, неаккуратно обрезаны, но достаточно длинны, чтобы засомневаться в поле человека. На расстоянии его можно было бы принять за девушку. Лишь одно отличает меня от него: его волосы. Золотые, благородно светлые. Гнилой воздух, омывающий и колыхающий эти примечательные волосы, дарует ему плотоядную ауру. Похожий на льва, глубоко впечатывающийся в душу человек.