На барыге, как и пару дней назад, было невесело. Быстро загнав свою «девяносто девятую» подругу с попадаловом, Савельев тут же приобрел по доверенности дешевую десятилетнюю «семерку» с насквозь проржавевшими порогами — на пару дней сгодится.
Время между тем уже было послеобеденное. Прикинув, что пообедать ему придется едва ли, Юрий Павлович съел еще один «Ятис», на этот раз сливочный, и направился в похоронное бюро.
Молодой человек в кожаной куртке был на выезде, однако, прождав около часа в машине, Савельев еще издалека увидел рассекающий непогоду новенький, с иголочки, сто восьмидесятый «мерс» с заженными фарами и, дождавшись, пока автомобильное чудо запарковали, неслышно приблизился к водителю:
— Добрый вечер.
Тот и вправду был далеко не дурак, сразу же, несмотря на фальшивую растительность, Савельева признал и, сделав вид, что ничего не случилось, негромко отозвался:
— Примите мои соболезнования.
— Доведи до конца дело, — Юрий Павлович посмотрел ему в переносицу и вытащил пачку долларов, — похорони то, что осталось, и насчет памятника не забудь.
— Раз обещано, сделаем. — Молодой человек в куртке, взвесив зелень в руке, убрал ее подальше, после чего, не оглядываясь, направился к мраморным ступеням подъезда — неприятности никому не нужны.
Дождавшись, пока дверь за ним закрылась, Юрий Павлович внимательно осмотрелся и неспешно двинулся за угол соседнего дома, где была запаркована его машина. Неохотно повинуясь повороту ключа, двигатель «жигуленка» умирающе загрохотал, тут же пронзительно засвистел моторчик отопителя, и, не включая наружное освещение, чтобы в сумерках осеннего вечера из окон похоронного заведения номерные знаки были неразличимы — береженого Бог бережет, — Савельев плавно тронул машину с места. Поколесив немного по городу, он лишний раз убедился, что наблюдение за ним отсутствует, после чего, решившись-таки съесть шаверму, попытался поставить себя на место исполнителя.
Он жив, и нахождение его неизвестно, а следовательно, остается только одна зацепка — гостиница. Понятно, что самому Юрию Павловичу там больше появляться нельзя, ни в коем случае, если бы не одно «но» — дипломат, набитый кровно заработанными баксами, при утрате которого все остальное теряет смысл.
Между тем после шавермы захотелось пить, но, сделав глоток пронзительно-сладкой кока-колы, Савельев поставил бутылку на прилавок — избыток жидкости убивает боевой дух. Вернувшись за руль, он направился в сторону Московского проспекта. Машину запарковал черт знает где, около спортивно-концертного комплекса, и, прогулявшись по размокшим дорожкам парка Победы, неспешным шагом двинулся к гостиничному входу.
Все там было как обычно: торговали чем-то в тетрапаках, возле администраторского окна томились вновь прибывшие. Не привлекая, как ему самому показалось, ничьего внимания, Юрий Павлович зашел в камеру хранения.
— Спасибо, голубчик. — Он осторожно принял в руки горизонтально протянутый дипломат и, играя роль до конца, неспешно двинулся на выход. — Формалин не разлился, как думаете?
Ответом Савельеву было равнодушное молчание, однако, едва он очутился в коридоре, как на него стремительно накатилось знакомое чувство опасности. Он заметил, как стоявший у самой двери лысый амбал в широкой куртке потащил что-то из-за пазухи. Юрий Павлович своим инстинктам доверял, а потому, крутанувшись «лепестком», он тут же с направления вероятной атаки ушел и сильным ударом ребра ладони под ухо вырубил крепыша напрочь.
Сделано все было правильно — лысый уже почти успел обнажить ствол. Заметив в его ухе наушник, Савельев моментально сделался мрачным. Ясное дело, взялись бригадным подрядом, и спасти его жизнь могли только решительность плюс его величество Случай. Мгновенно он выхватил ствол из бессильно разжатых пальцев — ПСМ без номера, зато с глушителем, дивное творение безвестных тружеников из Ижевска, — затем сдернул с неподвижного тела рацию и, вставив наушник, тут же услышал: