Савельев прождал минут сорок, пока наконец по толпе не прокатилось:
— Наши пошли, — и не показались первые счастливцы, благополучно миновавшие таможенные препоны любимой родины.
Вскоре Юрий Павлович увидел своего двойника Мишаню — в хорошем кожпальто, с густым хвостом на затылке. Поймав его на выходе, он дребезжащим тенором поинтересовался:
— Виноват, это вы Михаил Петрович Берсеньев?
Глаза того недоуменно расширились, а Савельев, не дав ему и слова сказать, сразу протянул руку:
— Здравствуйте, я дядя Кати Бондаренко, — и, внезапно всхлипнув, добавил: — Иван Трофимович.
— С ней случилось что-нибудь? — Берсеньев ликвидаторскую ладонь машинально пожал, а Савельев, тут же взяв его за рукав, вторично всхлипнул:
— В аварию мы попали с ней вчера. «КамАЗ» вылез на обгон. — Он замолчал и, сняв очки, начал тереть глаза. — Умирает она. Едва сегодня утром в сознание пришла, говорит, напоследок Мишаню моего увидеть желаю, ох, горе, горе. — Ликвидатор осторожно размазал слезы по нашлепке на носу:
— Так и говорит: давай, дядя Ваня, привези мне его проститься, а уж сама наполовину парализована вся, ни рукой, ни ногой не шевелит.
— Где она? — Берсеньев посмотрел на часы, затем на Юрия Павловича. — Куда ехать надо?
— Да в Гатчинской больнице она, в реанимации. — Савельев показал куда-то рукой и тут же, скривившись, схватился за бок. — Вы не беспокойтесь, я на машине, обратно привезу, только бы Катюше легче умирать было. — Уже не сдерживаясь, он совершенно натурально зарыдал.
— Ладно, поехали. — Берсеньев взялся за ручку своего чемодана. — Только вы уж эээ… не гоните очень — тише едешь, дальше будешь.
— Это точно. — Савельев не спеша вырулил с парковки, благополучно миновал КПП и, старательно соблюдая все правила движения, принялся взбираться на Пулковские высоты.
Между тем короткий осенний день уже подходил к концу, стало быстро темнеть. Выбрав подходящую обочину, Юрий Павлович стал притормаживать.
— Передохну чуток, а то ребро мозжит, сил нет. — Когда машина остановилась, он вдруг махнул рукой назад: — Во, вот такой «КамАЗ» в нас въехал, точно.
Берсеньев начал поворачивать голову, и в этот момент ликвидатор со страшной силой провел тетсуи-учи — удар основанием кулака в переносицу, — тут же добавил локтем и, захватив уже бесчувственного пассажира за нижнюю челюсть и затылок, одним резким движением рук сломал ему «атлант» шейного позвонка.
«Не долго мучилась старушка в бандита опытных руках». — Савельев вытащил из кармана сиденья бутылку коньяка, щедро намочил пахучей жидкостью шарф мертвеца — на всякий случай, мало ли кто поинтересуется, отчего Мишаня тихий такой, — и, посадив зажмурившегося попутчика поестественней, начал избавляться от бинтов. Выбросил он их однако только километров через пять в глубокий, заполненный водой кювет. Заодно для укрепления сил неторопливо съел шоколадку с наполнителем и до съезда на лесную дорогу двигался не останавливаясь. Перед самым поворотом он притормозил на обочине, погасил наружные огни и, выбрав момент, когда шоссе на мгновение сделалось пустынным, резко ушел вправо. Некоторое время он двигался в темноте и только потом, включив ближний свет, осторожно порулил вперед, стараясь не давить резко на газ, чтобы машина шла по грязи все время в натяг.
Наконец Савельев выехал на небольшую полянку и аккуратно развернулся. Замерев у машины, с минуту вслушивался в звуки осеннего леса. Под низкими тучами ветер злобно шумел верхушками елок, дождевые капли падали с веток деревьев на покрытую увядшими листьями землю. Киллер внезапно почувствовал отвращение к себе: «Старею, видно, мнительный стал, да в такую погоду не то что людей, волков здесь не сыщешь».
Не мешкая он раздел труп до трусов, смешал кайенский перец с табаком и, переодевшись в сапоги и штормовку, взвалил жмура себе на плети: «Хорошенький марш-бросок с отягощением». Изредка подсвечивая себе дорогу фонариком, Юрий Павлович допер наконец покойника до ямы, с нескрываемым облегчением скинул его в уже плескавшуюся на дне водичку и не спеша принялся зарывать. Место раскопа он укрыл толстым слоем листвы, стараясь, чтобы полусгнившая прошлогодняя оказалась внизу, затем поверху накидал сухостоя и, отходя назад, принялся щедро посыпать дорожку следов адской смесью табака с перцем.