Я отложил брошюру в сторону и невольно задумался над прочитанной историей.
— Да, безусловно, все этой в жизни повторяется — подумал я про себя. — Вот и сейчас, поменялись лишь участники налета, время, место. Да, все в руках Бога, и подъем духовного состояния человека, и его падение, не обходится без его личного вмешательства
Я медленно шел по улице Лобачевского, возвращаясь обратно из поликлиники МВД в министерство. Ненормированный график работы, отсутствие выходных и огромная ответственность, сказывалась на моем физическом состоянии. Сильная боль в сердце, чуть ли не каждый день возникавшая у меня в груди, постоянно напоминала мне, оперенесенным мной инфаркте.
Вот и сегодня, когда я с утра ехал на работу, сильная боль за грудиной, заставила меня заехать в поликлинику. Осмотрев меня, врач сделал кардиограмму и посоветовал мне поменять работу. Мне сделали несколько уколов и я, направился к себе на работу.
Мимо меня, прошла шумная компания, по всей вероятности студентов из КАИ, которые о чем-то громко разговаривали и смеялись. Я, остановился и посмотрел им в след, не вольно вспоминая свою студенческую молодость.
Открыв массивную дверь министерства, я вошел в здание. Стоявший на посту милиционер, сообщил мне, что меня разыскивает Костин.
Не снимая с себя пальто, я направился в кабинет заместителя министра. Раздевшись в приемной, я постучал в дверь и, дождавшись приглашения, вошел в кабинет Костина.
— Ты, где был? — спросил он меня. — Я жду от тебя доклада о раскрытии налета на Собор, а ты черт знает, где мотаешься?
— Юрий Васильевич? — произнес я, — не ругайтесь, я был в поликлинике. Справка, наверное, уже давно лежит у меня на столе. Сейчас я поднимусь и принесу ее вам.
— Хорошо, Абрамов, примирительно произнес Костин, занеси мне справку. Ты, представляешь, звонит мне министр, спрашивает меня о раскрытии, а я ничего сказать ему не могу. Оказывается, ему уже с утра позвонил Шакиров и доложил о раскрытии этого преступления.
— Вы, знаете, Юрий Васильевич, может мы формально и раскрыли это преступление, задержали налетчиков, однако, сейчас самое главное в этом деле, вернуть эти иконы. Сегодня, с вашего разрешения, я направляю в Москву оперативную группу. Возглавит эту группу Смирнов Олег, я уже согласовал это, с начальником милиции, а от нас в группу войдет Станислав Балаганин.
— Ты, знаешь, Абрамов, мне равно, вернем мы иконы или нет, в принципе, это дело это мы с тобой раскрыли. Сегодня, я с утра разговаривал с министром и поинтересовался у его видом на должность начальника управления уголовного розыска.
Ты, знаешь, что он мне ответил, что ему на этой должности нужен человек, владеющий двумя языками: татарским и русским. Ты, насколько я знаю, татарским языком не владеешь, а это, значит, извини меня, ты уже автоматически не можешь претендовать на эту должность.
— Вы, знаете, Юрий Васильевич, я об этом уже давно догадывался и по-честному, не рассчитывал на эту должность. Пусть министр и вы сами подберете этого человека, для меня сейчас намного важнее, что бы это произошло, как можно быстрее. Работать за троих руководителей, вы сами это знаете, очень тяжело, и я по-человечески, просто устал от такой нагрузки.
— Потерпи, Виктор Николаевич, осталось совсем немного. Скоро, у тебя появится новый начальник.
Слушай, Виктор Николаевич, ты, почему мне не доложил о том, как ты, задержал в магазине пьяного мужика с гранатой. Кто-то, из руководителей, считает тебя героем, а министр, думает совершенно по-другому. Ты подверг риску не только себя, но и всех окружающих тебя, в тот момент людей. А, если бы, граната взорвалась?
— Товарищ полковник, я не собираюсь оправдываться, ни перед вами, ни перед министром. Может министр и вы, правы. А, если, она бы взорвалась раньше, чем я туда вошел? Кого, вы бы стали бы тогда обвинять в этом взрыве? Я, действовал в тот момент по ситуации. Сначала, отвлек внимание преступника, а затем, задержал его.
— Нет, ты не прав, Виктор Николаевич, нужно было начинать с ним переговоры, может, он и так бы сдался, без применения к нему силы?
— В тот момент, когда я подъехал к магазину, со слов милиционеров, преступник с гранатой находился уже в магазине более тридцати минут. Я, что-то, не увидел ни милицейского оцепления, ни каких-либо переговорщиков?
А, вы, спросите у министра, где были эти люди в тот момент. Почему, их не оказалось на месте, ни начальника УВД Шакирова и его замов. Теперь, когда я решил этот вопрос, меня стали обвинять в том, что нужно было все делать по-другому. Я, тогда думал лишь об одном, как мне спасти людей и обезоружить этого пьяного мужика, других мыслей у меня в голове, просто не было.
Интересно, товарищ полковник, получается? Мы все, после пожара, специалисты, беремся судить, что так, а что и не так. Все мы сильны задним умом. Вот, если бы, тогда грохнуло в магазине, мало бы, никому не показалось.
— Успокойся, Виктор, не шуми, не на площади выступаешь. Я, не знал, что это в тебе вызовет такую бурную реакцию, иначе бы промолчал и не стал тебя бы спрашиватьтебя ни о чем.
Если, ты Абрамов, может быть, и рассчитывал на какую-то награду, могу сказать однозначно, ты ее не получишь, это однозначно.
— Если вы, Юрий Васильевич, рассчитывали на то, что я обижусь на родное мне министерство, то вы, глубоко в этом ошиблись. Мне, не привыкать к различным отказам в наградах. Я, просто, иногда задумываюсь над тем, а что было бы с другим человеком, оказавшимся на моем месте? Думаю, что награда бы тогда, наверняка, нашла бы своего героя.
— Ладно, Виктор, иди на свое рабочее место. Если справка готова, занеси ее мне. Смирнов с бригадой, пусть сегодня же выезжает в Москву. Пусть поработают там, может, удастся нам с тобой вернуть эти иконы.
Я вышел из кабинета Костина и направился в свой рабочий кабинет.
Прохорова перевели из одиночной камеры в другую, в которой по мимо него, уже находилось шестеро заключенных. Игорь осторожно переступил порог камеры и встретился своим взглядом, с шестью парами любопытных глаз.
— Привет, честному люду — произнес Прохоров. — Где у вас здесь можно приземлиться?
Один из мужчин, молча, указал ему на пустующую койку. Игорь бросил на нее матрас и свой небольшой скарб.
— А, теперь, представься — произнес мужик. — Кто, ты такой?
Прохоров представился, после чего присел на лавку.
— Ты, сам, из каких будешь? — поинтересовался у него один из арестантов, — мужик или блатной?
— Разве, это имеет какое-то отношение — ответил Прохоров-. Главное, быть не плохим человеком, мне кажется?
— Такой должности, среди арестантов не бывает — произнес все тот же мужчина. — Здесь все просто: вор, мужик и педераст. Других людей, здесь нет.
— А, ты сам-то, из каких? — спросил его Игорь.
— Я, из блатных — произнес он, — и поэтому за всех вас тяну здесь мазу.
— Ну и сколько здесь вас блатных? Двое, трое?
— Нас, здесь двое, я и Леха. Остальные мужики.
— Тогда считай, что нас стало трое — произнес Прохоров.
— Тогда, братишка, давай в нашу гавань — произнес мужчина. — Меня можешь называть Николаем. Погоняло у меня довольно известное — Брумель. Был такой чемпион мира по прыжкам в высоту. А, тебя, как звали твои пацаны?
— Меня, Прохор — ответил Игорь.
— Пусть будет так, Прохор, так Прохор — произнес Брумель.
Прохоров, не раз слышал от ребят, что милиция в изоляторе часто использует своих людей, в целях получения информации от арестованных о совершенных ими преступлениях на воле и поэтому, решил особо не болтать в камере.
— Ну, что, Прохор, может немного, пошепчемся — произнес Брюмиль. — Ты, за что чалишься?
— Да, ни за что? — произнес Прохоров. — Оговаривают меня дружки, говорят, что я вместе с ними участвовал в разбое на Собор Петра и Павла.
— Ну, а, ты, весь такой белый и пушистый — произнес Брумель-. Я не дурак, я тебя насквозь вижу, чем ты дышишь? Я не люблю, когда люди изображают из себя овечек. Ты, волк, Прохор, а не овца.
Не хочешь говорить, дело твое, ну, а дурака, включать здесь не нужно.