Не чувствуя опоры, силач упал.
Толпа ахнула и на какую-то секунду замерла.
Чугунный медленно поднялся с земли. Часто дыша, поспешно сунул руку в карман широчайших плисовых шаровар и выхватил свинчатку 20.
Темир отпрянул. Не дожидаясь нападения, точно барс, он метнулся к противнику и нанес ему стремительный удар.
— Так его, конокрада! — Янька с Кириком в восторге захлопали в ладоши.
Взревев от боли, Чугунный опустился на землю.
Второй удар отбросил его от середины круга, и, покатившись, точно чурбан, Чугунный оказался у ног Кайдалова.
Восторженный гул охотников и пастухов сопровождал каждое движение Темира.
Когда охотник сделал шаг вперед, чтобы нанести третий удар, раздался недовольный голос исправника:
— Прекратить!
Евстигней подошел к своему работнику. Чугунный сидел на земле с закрытыми глазами, не шевелясь.
— Ловко он тебя отделал! — зло усмехнулся хозяин. — Осрамил ты меня не только перед алтайцами, но и перед господином исправником, — мотнул он головой вслед Кайдалову, который шел к волостной управе. — А свинчатку-то зачем вытащил?
— Не утерпел, Евстигней Тихонович, привычка.
— За эту привычку придется мне Кайдалову и Огаркову по сотне дать. Поднимайся, хватит лежать!
Чугунный с трудом поднялся с земли и понуро поплелся за хозяином.
Потерпев поражение в борьбе, Чугунный с Зотниковым деятельно готовились к бегам.
Утром Степанко делал проминку коню. Поджарый бегунец часто перебирал тонкими ногами и рвался на простор.
— Ты ему волю на первых порах не давай, — поучал Евстигней сына, — попридерживай. Если будут обгонять, не беда. Дай волю верст через семь.
Степанко кивал головой.
— А бить нагайкой можно?
— Только перед концом, когда впереди будешь. Почаще его ногами пошевеливай.
А на другом конце стойбища, в кустах у реки, сидели Темир, Кирик и Янька.
— Вчера Сапок объявил народу, что условия состязания остаются прежними: он поклялся сдержать свое слово. Если буланый не подведет, ты будешь свободен Кирик. Пойду, однако, сделаю заявку на бега. — Темир поднялся и, раздвинув кусты, исчез за их зеленой стеной. Ребята остались одни.
— Кирик, когда будешь ехать возле той горы, — показал Янька рукой на дальнюю гору, — я встречу тебя там, ладно?
Кирик молча кивнул головой.
— А знаешь что? — Янька приблизил лицо к другу. — Только Степанку не поддавайся. Он поедет на рыжем бегунце.
— Знаю, — коротко ответил Кирик. Говорить не хотелось.
Через несколько минут вернулся Темир.
— Не подкачай, — сказал он озабоченно Кирику и подсадил его на коня.
Буланый скосил глаза на седока.
— Волю дай, не доезжая до Теньги версты за две. Но если увидишь, что буланый рвется сильно вперед, — не держи. По бокам ногами не бей: не любит. Повод держи крепче. Айда!
Наездники выстраивались в ряд. Внимание Кирика привлек стройный, в яблоках, красавец конь.
«Должно, Аргымая, нездешней породы», подумал он. На вороной кобылице Яжная сидел какой-то незнакомый мальчик.
Справа в ряду виднелся рыжий конь. Во всаднике Кирик узнал Степанка. Тот разговаривал с подростком, сидевшим на кауром 21коне.
Рядом с Кириком горячилась темно-гнедая кобылица. На ней сидел племянник местного бая Манжи.
Кто-то хлопнул три раза в ладоши и подбросил шапку вверх.
Кони рванулись вперед. Первой выскочила на дорогу и стала набирать скорость вороная кобылица Яжная. За ней несся, раздувая ноздри и храпя, чужеземный конь в яблоках. Опустив свободно поводья, мчался на рыжем коне Степанко. Голова в голову бежали темно-гнедая кобылица бая Манжи и каурый конь.
Буланый сначала бежал неохотно и только на третьем километре перешел на волчьи скачки. Сидеть на нем было трудно. Кобылица Яжная и конь в яблоках скрылись из виду.
На пятом километре буланый обогнал кобылицу Манжи и каурого. Впереди было только трое. За поворотом Кирик заметил вороную Яжная и рыжего коня Степанка. Вскоре буланый сровнялся с ними, и в тот же миг Кирик почувствовал резкую боль в спине: Степанко ударил его нагайкой и крикнул злобно: «Посторонись, нищенок!»
Кирик пригнулся к гриве коня и почувствовал новый удар. Он прошелся по его голым плечам. Закусив губу от боли, Кирик первый раз ударил буланого. Буланый затоптался на месте. Рыжий конь Зотникова оказался впереди. Сзади послышался дробный стук копыт темно-гнедой кобылицы, и мимо Кирика, размахивая плетью, промчался племянник Манжи. Через минуту буланый успокоился и помчался вперед. До рыжего коня Степанка оставалось с полкилометра: было заметно, что рыжий начал сбавлять бег. Буланый нагнал его на седьмом километре. Коня в яблоках и вороной кобылицы Яжная не было видно: они далеко ушли вперед.
«Не придти мне первому», подумал Кирик печально и, наклонившись к уху коня, прошептал ему, как другу:
— Вперед!
Буланый помчался. На дороге показалось легкое облачко пыли, и через несколько минут Кирик увидел кобылицу Яжная, которая бежала позади чужеземного коня.
— Вперед!
Чуть наклонив голову к земле, буланый конь летел, точно ветер.
Вороная Яжная косила кровавые глаза на бежавшего уже рядом с ней буланого, но дороги не уступала.
— Отставай, а то огрею! — крикнул Кирику ездок и тоже замахнулся нагайкой.
Кирик вспыхнул от обиды и, подавшись корпусом вперед, ласково потрепал гриву коня:
— Вперед!
Буланый, чувствуя ласку седока, помчался во весь карьер. Вскоре он опередил кобылицу Яжная и стал догонять арабского коня. Поровнялся с ним, обогнув гору.
Промелькнул кричавший что-то Янька. Замелькали одинокие аилы Теньги, была уже видна сверкающая на солнце крыша дома волостной управы.
— Вперед!
Точно по воздуху, несся алтайский конь. Еще километр. Зоркие глаза Кирика уже заметили толпу народа. Кто-то кричал, подбрасывая шапку вверх; более нетерпеливые выбегали на дорогу.
— Мой идет впереди! — Довольный Аргымай потер руки и улыбнулся исправнику. — Две тысячи золотом платил. Лошадь чистокровной арабской породы. Купил в Москве у князя Шаховского. Табунный конь, шибко хорош!
Взглянув еще раз на дорогу, Аргымай в изумлении округлил глаза и, заикаясь от охватившего его волнения, не веря самому себе, спросил:
— Сапок, чья впереди? Сапок не успел ответить.
— Дорогу! Дорогу! — прозвенел ликующий голос Кирика.
Толпа шарахнулась, и буланый промчался по узкому людскому коридору. За ним, раздувая бока, несся конь Аргымая.
Только у реки Кирику удалось сдержать буланого. Усталый, мальчик свалился на руки Темира.
Кобылица Яжная пришла третьей, за ней — каурый конь, затем показался конь Степанка.
— Тебя и мальчика зовут к старшине! — крикнул кто-то из толпы Темиру.
Передав лошадь сияющему Яньке, охотник направился вместе с Кириком к Сапоку. Толпа расступилась, давая им дорогу.
Лицо старшины было мрачно. Аргымай беспокойно ерзал на стуле. Исправник, заложив ногу на ногу, курил папиросу.
— Что просишь, мальчик? — спросил Кирика Сапок. Кирик посмотрел на исправника и сказал тихо:
— Разрешите мне жить в Тюдрале, вместе с Янькой. Бросив окурок, исправник в недоумении посмотрел на Кирика:
— Не понимаю!
Сняв шапку, Темир пояснил:
— Мальчик — сирота. Жил на заимке Зотникова как найденыш. Там ему было трудно, хозяева часто били, и он убежал. Я нашел его в тайге полузамерзшим. В Тюдрале есть русская семья бывшего зотниковского работника Прокопия Кобякова. Сам он сейчас на фронте. Кирик жил у них как приемный сын. Вот он и просится обратно.