Опустившись возле очока13, приезжий вынул серебряную монгольскую трубку и, затянувшись, передал хозяину.
— Где Темир? — после некоторого молчания спросил он резко.
— На охоте, — ответил Мундус.
— А под овчиной кто спит? — Одноглазый, точно ястреб, взглянул на Кирика. — Чей мальчик?
Старик замялся.
— Мой племянник, — ответил он тихо.
Богатый гость быстро вскочил на ноги и, подойдя к опавшему, грубо встряхнул его:
— А ну, поднимись!
Мальчик открыл глаза и в недоумении посмотрел на приезжего.
— Ого, этого племянника я видел, однако, у Евстигнея! Это Кирик. Он убежал с заимки. Завтра же доставь его хозяину! Понял?
Мундус ничего не ответил.
— Если явится Темир, пускай придет ко мне. Скажи, что Яжнай будет ждать его на стоянке в Келее.
Пока знатный гость разговаривал с Мундусом, возле аила собрался народ.
Заслышав шаги бая, слепой Барамай вышел из толпы:
— Яжнай, я знал твоего отца, Камду. Он был добрый пастух, и когда мы были в нужде, он делился с нами всем, что у него было. Ради доброй памяти отца, помоги нам!
Яжнай занес ногу в стремя и презрительно посмотрел на притихших людей:
— Брось шутки, старый Барамай! Яжнай не любит их. — Ударив коня нагайкой, бай поскакал со стойбища.
Барамай повернул незрячие глаза к толпе.
— Кокый корон!14 — воскликнул он и опустился на землю.
— Кокый корон! — повторила за ним толпа. Горный ветер подхватил печальные голоса людей и развеял их по долине.
Глава пятая
Наступил март. Кирик по-прежнему жил у дедушки Мундуса и порой вместе с Темиром уходил в тайгу белковать.
Привычный к лошадям, он быстро научился ездить верхом и стрелять из ружья, которое подарил ему Мундус.
Правда, ружье было старое, тяжелое, но Кирик был доволен подарком.
Вечером, после охоты, укладываясь спать, мальчик обтирал ружье насухо и ставил над изголовьем, как настоящий таежник. Иногда зимними вечерами старый Мундус рассказывал Кирику сказки. За тонкими стенками аила шумела пурга, сотрясая убогое жилище. Ветер, взметая сугробы снега, яростно бросал его на стойбище, в ущелья гор, заносил все людские и звериные тропы. В аиле ярко горел костер. Его отблески метались по закоптелым стенам жилища, освещая несложную утварь и хозяев.
Темир, намаявшись за день на охоте, крепко спал на козьих шкурах.
Поджав под себя ноги, старый Мундус рассказывал сказку не торопясь.
Пурга бушевала. Дым от костра медленно тянулся к отверстию и, как бы дождавшись, когда пройдет порыв ветра, стремительно вылетал из аила. Было слышно, как ворочался на своей подстилке Мойнок.
Выйдя как-то из аила, Кирик заметил на стойбище оживление. Мужчины и подростки спешили к жилищу слепого Барамая.
— Приехал кам Каакаш. Он будет выгонять злого духа из тела больной Эрдине, внучки старика, — сказал мальчику Мундус. — Сейчас пойдем смотреть.
Еще издали Кирик услышал глухие удары бубна, которые неслись из аила Барамая. На обряд камланья людей собралось много. Те, кто не успел войти в жилище, стояли у порога. Мундусу, как почетному человеку, уступили место в аиле, и он уселся с Кириком недалеко от очока.
Мальчик быстро обежал глазами внутренность жилища Барамая и перевел взгляд на кама. Высокого роста, сухопарый старик с орлиным профилем, одетый в костюм с изображением мифического чудовища с четырьмя ногами и раздвоенным хвостом, бормотал над больной какие-то заклинания, ударяя колотушкой в бубен.
К груди кама было прикреплено железное кольцо с подвесками, которое должно было служить ему защитой от нападения злых духов. По краям одежды были нашиты змеиные головы, когти беркута, перья филина и пух белой совы.
Кам стоял над изголовьем больной Эрдине и продолжал тянуть нараспев свои заклинания. Больная сделала слабое движение рукой, и Каакаш резко ударил колотушкой в бубен. От неожиданности Кирик вздрогнул. Вскоре кам медленно закружился вокруг больной и, грохоча колотушкой по бубну, запел резким, гортанным голосом.
Вдруг он неожиданно остановился у ног больной и, взвизгнув, протянул руки к Эрдине.
Потом, пятясь от больной к двери, начал делать движения, напоминающие движения человека, который, напрягая силы, старается вырвать из земли молодое дерево вместе с корнем.
— Злого духа вытаскивает из Эрдине; — услышал Кирик приглушенный шепот Мундуса.
Продолжая визжать, кам тянул воображаемого духа к порогу. Больная лежала неподвижно, устремив лихорадочно блестевшие глаза к дымоходу.