Остаток отпуска в Ярославле мне уже не кажется таким ужасным, мы с Зейдом находим примирение. И я начинаю чувствовать счастье. Не могу даже первое время поверить, что всё может быть так просто.
За долгое время я впервые не нервничаю, не прокручиваю в голове плохие сценарии, просто живу. И мне нравится моя жизнь.
Удивляюсь, что Зейд умеет быть ТАКИМ. Он никуда не торопится, просыпается со мной вместе и разговаривает на разные темы. Оказывается, он очень образован и начитан, знает много языков и умеет даже готовить. Зейд всегда внимателен, знает обо мне намного больше, чем я думала, умеет угадывать мои желания.
Больше романтичных жестов он не предпринимает, просто делает то, что умеет больше всего, управляет событиями в привычной, расслабленной манере. И это самое сексуальное, что я когда-либо видела. Он всегда знает куда пойти, что заказать и где заняться сексом. Ненасытный хозяин положения.
Он старается не приказывать, просит, но звучит всё равно как ультиматум. А я и не сопротивляюсь, почти забываю о плохом, заставляю себя думать лишь о хорошем.
Зейд такой, какой есть. Его не переделать, но я и полюбила его таким. Главное, что он старается ради меня.
В самолёте уже в Москве я случайно читаю в паблике «Подслушано. Ярославль», что один богатый иностранец инвестировал в реконструкцию исторического здания детского дома. Директрису Ирину Михайловну уволили за взяточничество и расхищение государственного имущества.
Меня пробирает до самого основания. Сомнений нет. Это дело рук Зейда. Больше никто не стал бы инвестировать в Богом забытое место.
Смотрю на него и аккуратно спрашиваю, чтобы не соскочил от ответа:
— Чем тебе так Ирина Михайловна не угодила?
— Сука редкостная. Жалко? — Даже бровью не ведёт. На его лице нельзя прочитать правду.
— Нет. Даже рада немного. Она ко мне всегда относилась по-особому. Наказывала особо жестоко, критиковала перед теми, кто приезжал подобрать себе кого-то на усыновление… Не знаю за что, но меня она ненавидела. В день моего шестнадцатилетия она сломала мне руку, увидела с мальчиком и стала ругать. Сказала, что испорчу себе будущее, потом столкнула с лестницы.
Зейд хмурится, сжимает руками подлокотники кресла. Знаю, что за хмурым взглядом скрывается многое.
— Так и не расскажешь, что делал там? — Предпринимаю ещё одну попытку выведать правду, но Зейд не отвечает, отворачивается к окну. Не хочет говорить правду, он и вправду никогда не лжёт, прямолинейно уворачивается от ответа.
В Тель-Авиве намного жарче, чем было в Ярославле. Нас встречает зной и машина класса Люкс, заказанная Карабинером. Здесь мы устраиваемся в дорогой гостинице с видом на море.
Яркая синева слепит, ласкает нейронные связи в голове, окончательно расслабляя и позволяя забыться на некоторое время.
— Если ты не против, то завтра заедем в клинику, о которой я говорил. — Зейд пытается смягчить свою просьбу, но я знаю, что возражения не принимаются. Я сама дала себе слово попытаться, попробовать все способы какие будут доступны. — Нас там уже ждут.
Но всё равно поход к врачу пугает меня. Вдруг мне там скажут, что всё безнадежно? Тогда последняя надежда безвозвратно потускнет, мне больше не за что будет цепляться.
Вечером мы занимаемся сексом, Зейд успокаивает меня, шепчет ласковые слова и убеждает, что всё будет хорошо. Я же заставляю себя поверить ему.
В Тель-Авиве он больше вписывается в антураж города. Практически не выделяется на фоне остальных, коренных жителей. Если с него снять привычный чёрный наряд и вовсе будет местный.
Мы приезжаем в клинику в назначенное время, где нас встречает мужчина сорока лет в белом медицинском костюме. Он не пресмыкается, как многие в Италии, перед Зейдом, просто говорит почтительно. Врач, именно с ним Зейд разговаривал обо мне.
— Симеон Шипиро. — Представляется мне мужчина, протягивая руку. — Рад познакомиться.
— Ната Хегазу. Взаимно. — Пожимаю руку в ответ, испытывая дикое волнение. Даже ноги становятся ватными.
Мы проходим в его кабинет. Карабинер передаёт папку доктору Шипиро. Я вытягиваю шею, желая заглянуть в неё и узнать, что собрано в ней, но никто не торопится показывать её содержимое.
Какое-то время мужчина внимательно изучает содержимое, кивает самому себе, а потом поднимает на меня взгляд. Мне бы хотелось угадать, что он думает, что я не нахожу ничего за круглыми очками в карих глазах.
Умные глаза обещают чудо, мужчина производит впечатление грамотного специалиста, способного подарить мне надежду. Заставляю себя верить, что у нас всё получится.