— Ну, Репа! — ему стало смешно. — Не даёшь ты расслабиться!
Встал неуклюже, отряхнулся и вдруг увидел тощую облезлую медведицу. Всего шагах в сорока, на склоне кладбищенского холма: стояла на задних лапах, слушала — эдакий трёхметровый сурок! А рядом кувыркались во мху два крохотных медвежонка. Стас тоже замер, и благо, что оказался с подветренной стороны — не учуяла, а близорукая — так и не увидела. Настороженно опустилась и, поглядывая в его сторону, принялась разрывать муравьиную кучу.
Рассохин медленно пригнулся, спрятавшись за надгробие Репы, и осторожно попятился. Хорошо мох влажный, глубокий — глушит шаги. Спустившись так со склона дюны, он развернулся и пошёл с оглядкой, сдерживая желание побежать. Весной медведица с детёнышами может напасть даже не от голода, из опасения за своё потомство: однажды на Сухом Заломе техник Кузя отошёл от лагеря на полсотни метров по нужде и со снятыми штанами на дерево заскочил. Несколько часов продержала, и когда пришли выручать с двумя карабинами и собаками, так огрызалась ещё, не желая оставлять добычу. Над головой стреляли — не боится, отскакивает и рычит! Хотели уж грохнуть её и медвежат переловить, но тут паровоз на узкоколейке загудел, так убежала.
Всю обратную дорогу он шёл хоть и без оглядки, но спину знобило.
И ещё издалека узрел дым на стане: костерок, разведённый Гохманом, давно прогорел, а тут столб стоит, и сразу же трепыхнулась надежда — Лиза вернулась! Он проломился сквозь малинник и, чтобы не напугать её треском, позвал:
— Лиза?.. Это я!
У костра сидел немтырь, сушил портянки, бродни и одежду: должно быть, где-то накупался. Стас поглядел, как он вертит перед огнём свои тряпки, и непоколебимость молчуна вдруг его разозлила.
— Христофора поймали и допросили. И он подтвердил! Жени Семёновой нет — убита. А твоя жена увела Лизу. Будто бы к матери! Теперь говори: где Елизавета?
Немтырь выслушал, глянул как-то страдальчески и согласно покивал. Одежда не досохла, однако он оделся в полусырое, захватил пестерь и пошёл в сторону приисковой дороги!
Рассохин, догнав его, схватил за шиворот.
— Ты куда?!
Дамиан указал на ту сторону Карагача. В лагере амазонок было непривычно тихо, а шёл уже двенадцатый час, обычно там уже стучали, гремели, дымили невидимые трубы и жужжал моторчик электростанции.
И вдруг на старице опять приглушённо заработал лодочный мотор, и если молчун норовил спрятаться, значит, сдут гости! Вероятно, думают, что Рассохин остался на Гнилой один, решили, что на лодке уехала спутница, Елизавета, и настала пора действовать.
Стас отпустил молчуна, сам же вернулся к костру, взял рюкзак, палатку, топор, огляделся, не забыл ли чего: встречаться с Галицыным, тем паче с лагерной бандой, не было никакого желания. Пока он бежал к разливам, где участковый оставил облас, звук мотора вырвался из старицы на простор и вдруг потянул вверх по реке. Это уже было интересно! Рассохин сложил вещи в облас, а сам с биноклем вернулся к реке, где забрался в развалины пекарни. Внутри тоже росли берёзы, торчали из земли дюралевые хлебные формы, склёпанные по парам: на Гнилой всегда пекли очень вкусный хлеб, и если густо, как сливки, растворить сухое молоко, горячую белую буханку можно умять за раз.
Рассохин вспомнил это и впервые за два дня совсем неуместно ощутил приступ голода.
Между тем от перегруза мотор на Карагаче выл на высоких оборотах, но звук проплывал медленно. Пригибаясь, Стас выбежал к реке и увидел лишь пенный кильватерный след. Дюралька скрылась за поворотом, и там рёв двигателя оборвался — похоже, причалили. И уже спустя минуту пустая лодка понеслась обратно, сходу скрывшись в затопленных кустарниках устья старицы. Кажется, десант высадили недалеко за Гнилой Прорвой, в районе выхода приисковой дороги, и теперь вернулись за следующим: слышно было, как гремит под сапогами дюраль, спешно сажали пассажиров, потом опять взревел мотор. В лагере амазонок начиналось странное движение, похожее на бегство. Вторым рейсом лодка везла пятерых мужиков с рюкзаками, однако Галицына среди них не было.
А за румпелем сидела сама Матёрая!
В прежние времена вдоль реки шла отсыпная дорога на Рассошинский прииск и ещё множество троп, набитых скотом, но то ли берег обвалился, то ли заросло так, что Рассохин даже следов не нашёл и едва продрался сквозь густой черемошник и краснотал. И всё же опередил ползущую по воде лодку. За поворотом, на полузатопленном берегу, стояли четверо мужиков из первой партии, тоже с рюкзаками — поджидали своих. Полковника и здесь не было!