— Компьютер, где здесь каюта президента? — спросил Янус, стараясь говорить громко и четко.
— Иди прямо, браток, не ошибешься, — весело отозвался компьютер. Такая фамильярность слегка удивляла, но ведь не зря звездолет считался экспериментальным — может, ученые Карахана уже устали от привычных бортовых систем, которые сухим бесстрастным голосом могут сообщить, что корабль взорвется через пять минут, и решили попробовать более живое, эмоциональное общение компьютера с экипажем. Получилось, в принципе, не так уж и плохо.
В каюте Замбевича царил жуткий бардак — привыкший к роскошной жизни, президент уже давно не утруждал себя такой мелочью, как заниматься уборкой лично. На кровати и полу вразброс лежали вещи, вычурные цветные рубашки, шарфы, брюки и плащи, расчески, флаконы с лосьонами для укладки волос и элитными парфюмами, нижнее белье, носки, и даже драгоценности. Найти в этой элитной помойке портсигар было делом нелегким, но Лео, руководствуясь скудоумной логикой Замбевича, даже не стал разгребать ворох одежды, а просто прикоснулся к белым прямоугольным дверцам на стене — это заставило выехать из стены и раздаться в ширину и длину шкаф. Здесь было пусто, стояла только сумка с вещами, которые их хозяин еще не успел достать и надеть; портсигар обнаружился в боковом кармане, серебряный, с отчеканенным на нем гордым профилем президента и его именем снизу.
— Нашел, — сообщил четверокурсник, возвращаясь в комнату управления кораблем. Игнорируя Богданова, он отдал портсигар Казимиру, однако тот сразу передал его Андрею Евгеньевичу.
— Этот? — бывший преподаватель по артефактам посмотрел на Замбевича.
— Ага, он самый. Красивый, правда? Уверен, настанет день, и мой профиль украсит монеты, и она будет у всех коллекционеров, за них будут драться на аукционах…
— Как работает?
— Нужно откинуть крышку, там, с внутренней стороны маленькая кнопочка.
— Ага, отлично, — сказал Богданов, откидывая инструктированную вензелем крышку, и просовывая в нее свой длинный палец. И, нащупав кнопку, нажал. Портсигар на несколько секунд вспыхнул яркими зеленым светом, но потом тут же погас, и в тишине отчетливо началось слышаться тихое пищание — так обычно пищит активированный радиомаячок.
— Андрей! — Казимир побледнел. — Ты что наделал?!
— А что? — Богданов самодовольно улыбнулся. — Зачем искать штаб-квартиру «Эдема», если нас самих туда отвезут? Окажемся внутри, все выясним, и подадим весточку Красавчику.
— Вы что, совсем уже? — обалдел Лео. — Да нас всех убьют, когда мы там окажемся!
— Меня точно не убьют, — буркнул бывший преподаватель по артефактам. — Поэтому, если вы будете вести себя хорошо, я — возможно — договорюсь, чтобы и вас оставили в живых.
Наступила молчание — и Лео, и Казимир уставились на Богданова, не веря своим ушам, один только Замбевич ждал со скучающим видом, бросая тоскливые взгляды на кожаный диван.
— Андрей! — Казимир осторожно сделал шаг вперед. — Отдай мне портсигар.
— Как бы не так, — Богданов, наоборот, сделал шаг назад — левой рукой он сжимал портсигар, а левая, как будто случайно, скользнула в карман. — У меня приказ от магистра Грифона, ясно?
— Какой приказ?
— Приказ доставить вас всех «Эдему». Это часть плана, необходимая, чтобы его уничтожить.
— Андрей! Магистр Грифон — предатель! Мне пришло сообщение от Красавчика, он уверен…
— Та-та-та! — нетерпеливо оборвал его Богданов. — То есть, ты хочешь сказать, что надо слушать этого мажора в пиджаке, а не главу Министерства Боевой Магии?
— Вы еще долго будете ругаться? — решился напомнить о себе временно забытый президент. — Я домой хочу.
— Андрей Евгеньевич! — Лео поднял руки, привлекая к себе внимание. — Вы можете сказать, что вам конкретно сказал магистр Грифон, и почему мы не в курсе этого?
— Не твое дело, Самарас! Я — руководитель группы, и я выполняю приказ того, кто нас сюда отправил. А приказ четкий — вас всех подставить. Это часть плана.
— Какого плана? — если бы Казимир не знал Богданова, он бы решил, что тот спятил. — Мы действуем по плану, который разработал магистр Красавчик и его аналитики. Андрей, пожалуйста, отключи маячок.
— И не подумаю, — Богданов сунул портсигар в карман. — Извини, дружище, но я руководитель группы, и я тут командую.
— Говно ты, а не руководитель! — редко кто видел Казимира во взбешенном состоянии, и тем более, говорящим бранные слова — преподаватель по заклинаниям даже в самые неожиданные тяжелые ситуации всегда оставался спокойным, хладнокровным, и не позволял эмоциям овладеть своим разумом. Но тут упрямство лучшего друга — вернее, того, кто был его лучшим другом на протяжении долгих лет — вывело его из себя. — Ни один руководитель не стал бы скрывать свои планы от остальных! И тем более, делать что-то такое, что для других стало бы неожиданностью! Отдай сюда портсигар!
— Не отдаст, — Лео засмеялся, правда, без особого веселья. — Вы что, Казимир, ничего не поняли? Ему же мозги запудрили. Как Дарлинг, как ЭйДжей, когда вербовали их в «Ночной Рейд». Он думает, что делает это во спасение, а на самом деле его просто тупо используют.
— Не смей заставлять меня сомневаться в словах магистра Грифона! — рявкнул Богданов. — Ты и твои друзья — амебы с крошечным, микроскопическим мозгом! Вы всегда путаетесь под ногами, делаете не то, что не надо, действуете нам на нервы своими выходками, и вечно думаете, что знаете все лучше взрослых, настоящих боевых магов! Мы попадаем в штаб-квартиру «Эдема» согласно тому плану, который разработал и поручил мне исполнить магистр Грифон!
— Почем же он мне ничего об этом не сказал? — язвительно поинтересовался Казимир.
— Ему виднее, кому говорить, а кому нет!
Лео склонил голову к плечу. По его мнению, ругаться дальше смысла не было — и так все ясно. Всегда страдающий манией величия, а потому ослепленный тем, что ему наговорили в Министерстве, Богданов и слушать ничего не хотел. И он только что обрек всю их боевую группу на смерть, уверенный, что выполнял приказ вышестоящего начальства. Нужно было что-то делать.
В этот момент Казимир посмотрел на него, и они обменялись понимающими взглядами, без слов придя к одному и тому же единому решению. Преподаватель по заклинаниям сделал несколько шагов влево и вперед, студент четвертого курса — несколько шагов вправо и вперед. Теперь Богданов был между ними, и все трое оказались на одной линии.
— Отошли от меня, быстро! — бывший преподаватель по артефактам достал руку из кармана — оказалась, что она сжимает артефакт «Клык Василиска» В класса. — Кто первый подойдет, тому я горло вскрою!
— Убьешь? Меня? — не поверил Казимир.
— Да, убью. Откуда я знаю, вдруг ты работаешь на «Эдем»? Магистр Грифон предупреждал меня, что в группе могут оказаться предатели.
— Да это ты — предатель! Господи, теперь я понимаю, почему ты согласился отправиться в Карахан, хотя дома тебя ждут жена и маленький ребенок. Ты, наверное, обрадовался тому, что после увольнения из Академии тебе хоть какую-то работу дали, да?
— Не без этого, — согласился Богданов. — Преподавать мне до смерти надоело, а сидеть без денег тоже не хочется. Но, конечно же, в первую очередь я делаю это ради спасения Карахана.
— А как же защитить ребят, которых ты учил? Пронину, Стрельцову, Колесникова, Гончарову?
— Да плевать я на них хотел!
В этот момент Лео, воспользовавшись тем, что во время разговора с Казимиром Богданов частично сконцентрировал на нем свое внимание, переплел пальцы. По его мнению, заклятия «Невидимый удар», нацеленного в голову Богданова, должно было хватить, чтобы его вырубить. Невероятно, но Андрей Евгеньевич, словно кожей ощутив движение сбоку, отшатнулся — заклятие пролетело мимо, ударило Казимира в скулу, и сшибло его на пол.
Закусив губу, Богданов без лишних слов — как и полагается опытному бойцу — ринулся на студента, взмахнув «Клыком». Лишь отточенные годами боевые рефлексы спасли Лео от неизбежного вскрытия грудной клетки — движением кисти он отвел руку Богданова в сторону, выкрутил ему запястье, но доделать прием до конца не успел — сильный удар буквально отбросил его в сторону. Несколько секунд, пока Лео лежал, задыхаясь, он не мог понять, как Богданов смог достать его, если его тело уже практически легло на пол, но тут он увидел, как Андрей Евгеньевич рассматривает свою вывернутую под неестественным углом руку, причем на его лице не было ни капли боли, только брезгливость.