10 июня 1941 года. Фурманов говорил, что, приступая к роману, он долго сомневался, маялся, размышлял, прикидывал и так и эдак, но никак не мог выбрать какую-то одну форму повествования.
11 июня 1941 года. Прежде чем приступить к какому-либо делу, человек, если он не уверен в собственных силах и сомневается в успехе, стремится найти друга, с которым можно посоветоваться. Советоваться можно со многими, но не стоит и пренебрегать собственным умом.
Однако всегда выслушивай того, кто говорит от чистого сердца.
12июня 1941 года.…Я пишу все, что говорит дядя вожатый Узакберген Бекниязов, а понимаю совсем не все. Про Льва Толстого я хотя бы слыхал, он написал какую-то сказку — или «Красную Шапочку», или «Маша и медведь», или обе вместе. А люди по фамилии Фет и Фурманов мне вовсе неизвестны, про них в начальной школе имени Чапаева нам не рассказывали.
Я не понимаю: или дядя вожатый не понимает, что я его не понимаю, или хотя и понимает, но не обращает внимания, не хочет огорчать меня, а может, думает, что я со временем пойму все и сам разберусь. Он не спрашивает у меня, как я усвоил то, что он сказал вчера, а просто сегодня диктует новые мысли и изречения. А если от новых мыслей у него остается свободное время, то просит меня прочитать мои новые стихи, которые я пытаюсь писать теперь почти каждый день, и слушает их. А потом говорит: «Ты пиши, пиши. Не бросай этого».
13июня 1941 года. Сегодня после физзарядки, когда мы стояли строем, чтобы идти на завтрак, дядя вожатый Узакберген-ага вызвал меня. Он попросил, чтобы я прочитал свое последнее стихотворение. Я вышел перед строем и прочитал стихотворение «Я счастлив, мой лагерь!». Это стихотворение я написал недавно, сразу после приезда в лагерь. Я очень волновался, а когда я это стихотворение прочел перед строем, все захлопали. Я очень обрадовался этому, и грудь моя чуть не лопнула от радости. Но я радовался про себя и не зазнавался.
После завтрака дядя вожатый Узакберген-ага подошел ко мне и дал мне чистый конверт. Он сказал, что есть человек, который сегодня отправится в город Турт-куль. И чтобы я вложил свои стихи в конверт и отдал тому человеку. Он их снесет в редакцию газеты «Жеткиншек».
Я стрелой побежал к себе в комнату. И, сидя за тумбочкой, написал на свободном месте под стихами, что когда я их читал, то весь отряд хлопал. Потом вложил стихи в конверт и отнес тому человеку, который уезжал в Турткуль.
14 июня1941 года. Сегодня многие народы мира плохо знают друг друга. Когда молодежь одной страны встречается с молодежью другой страны, то у них практически нет общих тем для беседы.
Главным препятствием в общении является именно отсутствие общих тем, а не различие языков. Языки и должны различаться. Как сад красив разнообразием плодов, так же и мир красив и ценен разнообразием языков, каждый из которых дает свои плоды. Государства различаются, но есть посланники, которые помогают установить взаимопонимание. В наше время такими посланниками могли бы стать книги. Они способны сблизить и сдружить людей. Это, конечно, очень долгий процесс. Но не стоит бояться его длительности, если заботиться не только о себе, но и о потомках. А поколение, не заботящееся о потомках, перво-наперво уничтожает себя.
Чтобы в будущем объединить людей, надо ввести во всех странах общий учебник литературы, в котором найдется место всем корифеям мировой классики. При этом лучше было бы не подчеркивать национальную принадлежность каждого писателя, не указывать, что Гомер — грек, а Данте — итальянец, что Шекспир — англичанин, Гёте — немец, а Толстой — русский. Важнее подчеркнуть, что все они — гении человечества. Из этого вовсе не следует, что нет надобности изучать национальную литературу. Пусть ее проходят в школах так же, как сейчас. Но если бы рядом с учебником национальной литературы был и учебник литературы мировой, то каждый человек сверял бы творения своих писателей с достижениями общечеловеческой культуры.
16 июня 1941 года. Наш народ был признан равноправным народом только после Октябрьской революции. Только после революции ему было предоставлено законное место в общем поезде прогресса. У каждого из народов Советского Союза есть свои традиции и свои достижения, есть свое искусство и своя наука. Все это для нас хорошие примеры, которым нужно следовать. Но плохо подготовленный человек не может сразу же воспринять то, что ему нужно и полезно. Нам надо еще многому учиться. Очень многому! Иначе в общем поезде мы окажемся самыми необразованными пассажирами, самыми скучными и неинтересными спутниками.
Это не значит, что нас пока не надо бы пускать в общий поезд прогресса. В этом поезде у каждого свое место. Ведь и пальцы одной руки не одинаковы, но пик-то не станет отрезать свой мизинец, приговаривая: «Вот тебе за то, что ты не дорос до других». Но если вся рука развивается и набирает силу, то должен развиваться и мизинец, иначе один палец ослабит всю пятерню.
17 июня 1941 года. Сегодня мы сперва купались в канале Бозкул, а потом всем отрядом давали концерт на полевом стане соседнего колхоза. Я прочитал свое стихотворение «Я счастлив, мой лагерь!».
Дядя вожатый Узакберген-ага почему-то не показывается. Не пришел он и вечером. Это меня беспокоит.
18 июня 1941 года. Я узнал, куда уходил Узакберген-ага. У него заболела мать. Он поехал к себе в аул, чтобы отвезти своей матери лекарства. Мне без него очень скучно.
19 июня 1941 года. Не хочу ничего делать, потому что нет Узакбергена-ага. Неохота играть с ребятами. Не хочу читать. И писать тоже не хочу.
20 июня 1941 года. Сегодня после обеда я шел в свою комнату на мертвый час. Вдруг заметил дядю вожатого Узакбергена-ага Бекниязова. Он улыбался. А в руках держал конверт.
— Тулепбергеп, это тебе из редакции письмо, — сказал он. В райцентре он зашел на почту и взял письма для лагеря, и мое тоже. — А ну, открывай и читай!
Я осторожно открыл. В конверте было письмо. Я достал его и начал читать громко и с выражением.
Вот это письмо:
«Уважаемый Туленберген!
Во-первых, известно, что для любого поэта его стихотворение — родное дитя. Известно, что и ежиха, целуя своего ежонка, приговаривает: «Пушистенький ты мой», и ворона, лаская вороненка, приговаривает: «Беленький ты мой». Твое стихотворение не показалось нам ни «пушистеньким», ни «беленьким».
Во-вторых, ты сообщаешь, что когда читал свои стихи, то «весь отряд хлопал». Известно, что слушатели хлопают в двух случаях: когда им нравится и когда они хотят, чтобы поэт побыстрее кончил чтение. В следующий раз, когда станешь выступать со стихами, обязательно понаблюдай за слушателями, тогда поймешь, почему они аплодируют.
Желаем тебе в будущем стать настоящим поэтом. А пока ты им не стал, стихов твоих мы печатать не будем.
С приветом, редакция газеты «Жеткиншек»!»
До сих пор помню, как ошарашил меня этот редакционный ответ. До той минуты я чувствовал себя деревцем-саженцем, которому еще расти и расти. Но в ту минуту вдруг ощутил себя гнилым трухлявым яблоком, которое шлепнулось с ветки в грязь — там ему и место. Я боялся взглянуть на своего первого вожатого и стоял, не отрывая взгляда от письма, хотя читать в нем больше было нечего. Но тут Узакберген заговорил сам. Заговорил спокойно и даже весело.
Что сказал вожатый. Как-то в аульском нашем клубе проходила встреча с известным поэтом Аббазом-шаиром. Конечно, и я пошел, потому что это очень меня интересовало.