Тогда цари заключили перемирие. Вчера еще были врагами, сегодня — друзья по несчастью. Сели цари рядом, сели их визири и звездочеты, сели тысячники и сотники, сели муфтии и муллы, спешившись, сели конники, опустились на раскаленный песок пешие ратники — все сидят и думают, как избежать страшной смерти. Наконец с туранской стороны поднялся один воин и, поклонившись, говорит:
— Есть один человек, который нам посоветует, как отыскать воду.
— Кто он? Говори скорей, — требует царь Турана.
— Скажу, государь, если обещаешь пощадить нас обоих — меня и его.
— Обещаю!
— Это мой престарелый отец.
Как?! — удивился царь. — Разве ты не отнес его в пустыню? Ты посмел ослушаться моего приказа? Ты не убоялся грозящей кары?!
— О мудрейший из правителей и храбрейший из витязей, — отвечает воин, — тебе ли не знать, что смелого воспитывает смелый. Мой отец первым рискнул нарушить твой указ. Я появился на свет хилым и болезненным, но он не отнес меня в пустыню, а выходил, поставил на ноги и до тех пор, пока я не вырос и не окреп, носил меня на спине в плетеном коробе. Когда же он постарел и стал немощным, я понял, что наступила моя очередь нести ношу.
С этими словами воин снял с плеч плетеный короб, бережно поставил его на землю и открыл крышку. Из короба вылез сухонький, щупленький старичок с белой и легкой, как хлопок, бородой и в черной шапке. Поклонившись царям, их свите, всем собравшимся людям, белобородый черношапочник сказал:
— Во времена моей молодости в этой пустыне тоже была большая битва. Тогда нам пришлось худо, мы вынуждены были отступить. И, набрав воды про запас, засыпали единственный в этих местах колодец, чтобы враг не смог преследовать нас.
И ты сумеешь найти и раскопать этот колодец? Найти найду, а раскопать сил не хватит. Дайте мне сто крепких мужчин, и через полдня вода будет.
Ему дали сто могучих джигитов, усадили на коня, и он поскакал в пустыню. Скоро всадники увидели песчаный холм. Старик велел: Копайте.
К вечеру на дне колодца заблестела вода.
Милость рождает милость. Цари помирились, и каждый из них издал указ, который впредь строго-настрого запрещал вывозить стариков в пустыню. Теми же указами повелевалось: пусть каждый плюнет в того, кто обидит младенца или оскорбит аксакала.
Вот и вся легенда. Но дед еще добавлял: «Ты заметил, Тулек, что на голове у старика была черная шапка? Не он ли предок всех каракалпаков?»
Моя мать часто напоминала:«Как звезды темной ночью помогают не сбиться с пути, так и знания аксакалов помогают разобраться в темноте жизни».
Преподаватель литературы говорил:«Почтение к старикам — это признание опыта минувших эпох. Однако на Западе многие проявляют высокомерие по отношению к прошлому. Это особенно ярко проявляется в оценке литературного наследия Востока.
Чтобы подняться в космос, нужно оттолкнуться от земли. Западная цивилизация достигла заметных высот, но развивалась она из восточной культуры. Разве восточная культура не древнее западной? Разве не с Востока пришла она на Запад?
Современное электричество открыто при свете коптящей лампы. Разве не на Востоке зажжена лампа научных знаний? Тот, кто отрицает это, подобен ребенку несмышленышу, который говорит: «Меня не мать родила я сам родился».
Нельзя не понимать, что классическая дидактика Востока лежит в основе всей мировой литературы, в том числе и в основе самой наисовременнейшей литературы Запада.
Любой колодец со временем заносится пылью веков. Классическая литература Востока для своей эпохи была достаточно глубока, и не надо сегодня кичливо и с пренебрежением называть ее «сухой дидактикой». Лучше сравнить ее с той самой древней глиняной лампой — светочем знаний, который многие столетия озарял людям путь сквозь тьму и до сих пор еще светит нам из глубины тысячелетий.
И не надо спрашивать: «Почему другой человек мыслит не так, как я?» Думать иначе — это не значит думать хуже, чем ты.
«Боже, спаси рабу твою от тьмы», — обычно просила моя бабушка перед сном.
«Боже, благодарю тебя, что даровал свет солнцу», — говорила она по утрам, вставая с постели.
По-моему, в мире есть два источника света, два источника жизни. Первый — Солнце. Второй — знание, сконцентрированное в книгах. Без Солнца на Земле будет тьма и холод. Без книг — умственная тьма и душевный холод.
2
Некоторые говорят: «До чего же дрянная книга, до чего же скучная: читаешь — и спать хочется». А у меня наоборот. Обычно читаю на ночь, лежа в кровати, и если книга нравится, то незаметно засыпаю, вижу хорошие сны и лишь утром обнаруживаю, что, оказывается, раскрытый том лежит рядом, а то и прямо у меня на лице. Но если попалась мне на ночь книга скучная или, того хуже, лживая, то дела мои плохи. Буду ворочаться с боку на бок, злиться, раздражаться и промаюсь бессонницей до самого рассвета. И выспаться не высплюсь, и книгу не прочту.
Вот такая привычка. Она и самому мне кажется какой-то странностью, какой-то ненормальностью. И когда ночами не могу уснуть, то кляну эту ненормальную привычку и порой испытываю даже невольный страх, чувствую свою отдаленность от остальных людей, какую-то никчемную и изнурительную обособленность, вынужденное одиночество.
«Одиночество изнашивает человека», — говорят мудрецы.
Одиночество и уединение. Как похожи внешне и как внутренне различны эти два состояния.
Нет ничего хуже одиночества. Грызешь сам себе душу, занимаешься самоедством. Вспоминаются собственные ошибки, грехи, промахи, проступки, нарочитые или сделанные ненароком. Все они, как колючей проволокой, опутывают мозг, сердце, встают стеной перед глазами и заслоняют собою все. Худшие мысли приходят в одиночестве. Лучшие — в уединении.
Не знаю ничего приятнее, как предаваться размышлениям, оставшись один на один с самим собой, лежа на кровати или на траве, а то и бродя где-нибудь без цели. В эти минуты кажется, что ты вмещаешь в своем уме всю вселенную и волен обо всем на свете судить как тебе вздумается, что земной шар лежит у тебя на ладони, как рука друга, и, сжимая его, ты буквально кожей чувствуешь все мозоли и ссадины. А мозолей, шрамов и царапин на нем немало. И понимаешь, что многие люди это видят и знают, но не все способны помочь. Есть и такие, кто, стремясь залечить старые раны, наносит новые. Есть, к сожалению, люди, что наплевательски относятся к страданиям мира.
Сохрани нас бог от таких!
Мысли, приходящие к человеку в часы уединений, бывают порой чрезвычайно сильны и зачастую влияют не только на его судьбу, но и на судьбы других людей.
В уединении созданы гениальные творения и великие открытия. В уединении написаны самые лучшие, самые мудрые книги, все великое рождается в тайне, само это рождение — тайна, и она не терпит подсматривания и подслушивания.
Но, к сожалению, приходится признать, что войны, приведшие к невосполнимым разрушениям и невероятным страданиям, преступления, потрясшие человечество, — тоже не плод коллективных раздумий. Они тоже замышлялись скрытно.
Истории памятны — как еще памятны! — случаи, когда осуществлялись личные замыслы жестоких эгоистов, обладающих властью. Двурогий Искандер Зулькарнайн,[7] Хромой Тимур, Хан Чингиз, Гитлер — сколько шрамов оставили они на теле земли и в людской памяти, сколько оставили ран, до нынешнего дня еще кровоточащих.
Нет, мысли, желания и устремления отдельного человека — это вовсе не его личное дело, они должны волновать и беспокоить всех людей, к ним нельзя относиться равнодушно.