При мысли об этом сердце у Анатолия начинает биться сильнее: возьмет его Дарин на исследование Каракумского моря или не возьмет? Последний раз в Северокарске, когда Петр Петрович говорил с ним в Доме Искусств, Анатолию казалось, что этот вопрос решится положительно для него. Но больше говорить с Дариным ему не пришлось. Как только колодец дал первый металл, Петр Петрович уехал, считая свою работу законченной. Сейчас он где-то на юге, в сухих руслах Узбоя.
- Порт Байконур! - объявил шофер. - Конечная остановка!
Космопорт представлял собой громадное поле, залитое стеклобетоном. Вокзал, радарные службы, пункты слежения и приема располагались по краям поля. В центре, где приземлялись межпланетные корабли, светлел керамитовый круг, не поддававшийся буйному пламени при взлете и посадке ракет. Здесь стояла "Аскания", прибывшая с Венеры. На расстоянии она казалась тростинкой, выросшей на синем стеклянном пруду. Это было красиво, если бы не четыре головастые башни дезактиваторов, обступивших "Асканию" и обдувавших ее нейтрализующими парами... Тут же расположился подвижной город - амбулатория, гидрарий с холодной, горячей, легкой и тяжелой водой. Все на случай, если экипаж подвергся в пути солнечному ветру или потокам радиоактивных лучей. Сотня человек обслуживала башни, гидрарий.
Это можно было наблюдать на экранах вокзала, но встречавших больше заботили цветные табло с красными, желтыми и зелеными окнами. Всюду горел желтый спокойный свет. Это означало, что дезактивация идет нормально, отклонений к худшему нет. Встреча с близкими должна быть скорой. Среди встречавших жены и дети, несколько пожилых людей - отцы и матери космонавтов - те, кого вызвали телеграммой. Жесткая мера, но правильная: зевак и праздношатающихся, как убедился теперь Анатолий, на космодроме не было.
Наконец вспыхнул зеленый цвет. Из сумятицы вокруг корабля выкатились несколько электрокаров, направились к космовокзалу. "В котором из них Ольга?" - думал Анатолий, вышедший на террасу вместе с другими встречавшими. Ситалловые кабины блестели на солнце - пассажиров не было видно. "В котором Ольга?" - продолжал всматриваться Анатолий. Ольга оказалась в четвертом.
И вот они идут по тополевой аллее, и желтые осенние листья шуршат у них под ногами.
- Ну как? - спрашивает Анатолий.
- А ты как? - вторит Ольга.
- Видишь, приехал.
- А я прилетела...
- Как Венера? - опять спрашивает Анатолий.
- Нормально. А твой колодец?
- Тоже нормально.
Оба смеются, а листья шуршат у них под ногами.
Ольга загорелая, с подстриженными, как у всех космонавтов, волосами, с бровями вразлет и от этого, кажется, широко расставленными глазами.
- Дай я на тебя погляжу, - говорит Анатолий.
Они садятся на белую из струганых брусьев скамью и смотрят в лица друг другу.
- Толька, всегда ты такой... глазастый, - говорит девушка. - Смотришь будто считаешь веснушки на моей переносице. Веснушки от солнца. Знаешь, что такое венерианское солнце?..
Анатолий не знал. Если б и знал, не перестал бы глядеть на Ольгу. Но с этого "всегда" начинается у них близость встречи. Ольга чувствует себя на Земле, а ему хорошо рядом с нею. Но ведь у Ольги в Краснодаре родители и десятилетний брат Димка. Родители не приехали, Димка, как ни рвался на встречу, остался дома. Ольга вызвала телеграммой одного Анатолия.
Анатолий собирает со скамьи крупные листья и, сложив их букетом, подает Ольге. Она вдыхает свежий, немного терпкий их запах, смеется: какое счастье!
Он провожает ее на аэродром - в Байконуре она не задерживается, летит в Краснодар.
- Через семь дней! - Ольга показывает на пальцах: пять на одной руке и два на другой - так нагляднее, и пусть Анатолий не хмурится. - Надо сделать отчет, - говорит она, - побыть с папой и мамой. И с Димкой. Ты же знаешь моего братца: сегодня изобретает робота-водолаза, завтра рвется со мной на Венеру...
Ольга машет Анатолию из иллюминатора самолета, а он уже высчитал, что увидит ее одиннадцатого. С этого же аэродрома он улетает в Томск.
Через неделю они на Кавказе. Вертолет мчит их вверх по Лабе - выше, к истокам. Здесь они знают кристально-чистую речку Дам-Хурц, хмурые Магиши, уходящие вершинами к тучам. Но они летят дальше, в маленький поселок с веселым птичьим названием - Пхия. Лет восемьдесят тому назад здесь хозяйничали лесорубы. У них и песня была: "Э-ге-гей! Привыкли руки к топорам!.." После их деятельности - и песни - остались кругом лысые склоны да обнаженная Лаба в каменных берегах. Потом здесь поставили лесозащитную станцию, четверть века боролись с эрозией, сажали леса. Сейчас горы опять зеленые, и поселок стоит в лесу - дачи для туристов и космонавтов.
Вертолет опускается на площадку в центре поселка и тотчас улетает обратно. Анатолий и Ольга идут вдоль улицы, посматривая на номера коттеджей.
- Отец, - рассказывает Ольга, - не против моей работы...
Поговорить в вертолете не удалось: мешал шум винтов, надо было глядеть на реку, на горы. В Лабинске на аэродроме, куда они прилетели почти одновременно, Ольга из дому, Анатолий из Томска, тоже разговаривать было некогда: едва успели на маршрутное аэротакси. Ольга рассказывает теперь:
- А мама твердит свое: "Не женское это дело - вращаться вокруг Венеры. Поживи на Земле хоть с полгода, тебе и замуж пора, и диссертация у тебя чисто земная - о протококковых водорослях. Чего тебе надо в космосе?" Я возражаю: о протококковых можно писать и в космосе - благодарнее хлореллы ничего нет. А Венера - мы заставим ее дышать, покроем оазисами. Один оазис назовут нашим именем - оазис Быстровых, - ведь это здорово!.. "Еще чего, говорит мама и вздыхает: - Сумасшедшее время".
- Мать не так уж и не права! - Анатолий неожиданно берет сторону матери. - Я тоже за то, чтобы тебе пожить на Земле.
Ольга искоса глядит на него - она сейчас похожа на Алку, осуждающую ребят за отсутствие у них тяги к романтике. И голос похож на Алкин, когда она говорит:
- Шатро-ов!..
Русла Узбоя похожи на лунные трещины. И жара похожа на лунную. И воздух - сухой и горячий, как в разогретом скафандре.
- Петр Петрович, радиатор кипит...