Повар охотно перешел к делу:
— Почему не посылаешь нам овощей?
— Нету овощей.
— Говорят, в Шатлыке их сколько угодно.
— На рынке. А у нас их нет.
— Вот что, моя ненаглядная, позвонишь в колхоз «Ашхабад» Мурадову и обратишься к нему от моего имени. Напомнишь, что люди подвиг совершают в пустыне, нужны витамины. Он мне обещал, он сделает. Только не проси на весь трест, а то мы останемся без огурчиков.
— Ладно, попробую. Аман, хочешь новость?
— Нет.
— Почему?
— Я боюсь новостей.
— Не бойся, хорошая новость. Тебе путевку во Францию выделили. На август.
Повар посмотрел на радиста, щелкнул тумблером и переспросил:
— Не понял.
Теперь его разговор транслировался на весь поселок.
— Я говорю, что тебе путевку во Францию выделили.
— Прости, пожалуйста, шум какой-то мешает все время…
Рабочие, улыбаясь, сходились к прорабской.
— Ты едешь во Францию, понял?
— Куда ты едешь? — продолжал дурить Аман.
— Не я, а ты! Ты едешь во Францию. По путевке, — срывая голос, прокричала Катя.
— Куда я еду?
— Во Францию.
— А ты не врешь? — тихо спросил повар.
— Я своими глазами путевку видела, — так же тихо ответила Катя. — На август.
Аман посмотрел в дверь. Все, кто в этот вечер находился в поселке, собрались возле прорабской.
— Я не могу поехать, — сказал Аман. — Как я людей оставлю в такой момент?
— Дурак, — сердито сказала Катя. — Ты ведь так долго ждал.
— Ну вот, и мне разрешили. Это главное. Главное — принцип. Ты этого не поймешь, ты женщина.
Аман замолчал.
— Ну что за глупости, — загорячилась Катя. — Ты что там, главный пожарный, что ли? Сварят и без тебя какой-нибудь борщ, невелика наука. Аман, ты слышишь? Куда ты делся, Аман?
Повар плакал. Никого не стесняясь, он всхлипывал, словно ребенок.
Возле одной из четырех буровых стояли Довлетов, Проскурин, Круглов и еще один из вновь приехавших. Это Гудымов. По всему видно, что сейчас он здесь главный. С того места, где они стоят, факел газа производит особенно страшное впечатление.
С буровой спустился начальник штаба Малышев, подошел вплотную к Гудымову и произнес, напрягая голос:
— Товарищ Гудымов, при повторном обследовании скважины не обнаружено шероховатостей и уступов.
— Вот и ладушки.
Гудымов снял полотняную кепочку и носовым платком вытер намечавшуюся лысину.
Круглов вошел в пустую столовую, над дверью которой красовалась новая вывеска: «Кафе «Лондонское». Через окно раздаточной был виден Аман, разделывающий овощи. «Какова численность населения этого графства?» — вместе с пластинкой спрашивал по-английски повар.
— Салам-алейкум, — сказал он, увидев Круглова. — Чем угостить?
— Чего-нибудь холодненького попить.
— Да, жарко, — согласился Аман. — Завтра сорок пять обещают. В тени. Интересно, где они эту тень находят? Наверно, тень от этого факела. — Он достал из холодильника стеклянный кувшин с компотом, наполнил стакан. — На какое число назначили взрыв?
— Пока что не говорят.
Круглов медленно пил ледяной компот.
— Слышал про меня анекдот? — спросил повар.
— Нет.
— Спрашивает один Амана, то есть, меня: «Аман, ты не поедешь в этом году во Францию?». А я ему отвечаю: «Это я в прошлом году не поехал во Францию. В этом году я не поеду в Англию.»
— Понятно.
«Прошу эти вещи занести в каюту. Закройте иллюминатор, пожалуйста», — доносилась из кухни английская речь.
— Спасибо, — сказал Круглов. — Зайдешь потом, познакомишься с инструкцией по эвакуации.
Контейнер с ядерным зарядом перенесли подъемным краном из брезентовой палатки, где он хранился, в фургон, уложили и медленно повезли к месту аварии.
А в поселке строителей шла подготовка к эвакуации. Грузили в машины койки, матрасы, белье. Возле столовой шла погрузка ящиков и мешков с продуктами.
— Послушай, — Аман задержал Халыка, несшего на плече ящик, — мы что, не вернемся сюда?
— А кто его знает, — сказал Халык. — Если задавят скважину, вернемся. А если нет, то вроде и возвращаться незачем.
— Вах, вах, вах!
Марко помог Халыку погрузить ящик в кузов.
— Смотри, писатель, отрази в споем творчестве наше переселение, — наказал Марко. — И меня не забудь. Только смотри, не меняй фамилию, так и пиши: Марко Птиченко ил Кировограда. Одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Рост сто шестьдесят девять сэмэ, плечистый, волосы русые. На левой щеке шрам, собака укусила в детстве.