Кир толкает мужчину, тот успевает схватить его за ногу, и они выскальзывают вместе.
Я сжимаюсь — от страха, от незнакомцев, от драки, от рук моего друга-спасителя-губителя.
— Помоги ему! — кричу я, пытаясь отбиться.
— Руку! — доходит до нас вой Кира.
Серафим оставляет меня: бросается к мужчине. Вертолет опять дергается — мы падаем, и Кир вылетает вместе с солдатом.
Все происходит так быстро, и я не понимаю, что мне делать. Захлебываюсь от обилия действий, мыслей, эмоций… происходящее никак не укладывается у меня в голове. Серафим пытается от шока пробудить меня хлопками перед лицом, то и дело щелкает пальцами и трясет за плечи, и, уловив мое внимание, говорит, что нам необходимо найти Не-л-Ех, ибо планы меняются. Он помогает мне подняться и добавляет, что управление мы возьмем на себя.
— Сколько тут этих людей? — с всхлипом выдаю я, и вертолет опять подбрасывает. — Что с Киром? Он умер? Он… что с Киром, Серафим?!
Одна из перчаток рвется, я отцепляюсь и падаю на бок — уходим в наклонную. Я качусь к двери и вываливаюсь из нее. И именно в этот момент я понимаю, как хочу жить. Хочу! Никогда прежде мне не хотелось сохранить себя, уберечь, уцелеть — я хватаюсь за край пальцами и пытаюсь подняться, кричу, что есть сил, и болтаю ногами в воздухе.
— Карамель! Держись! — Серафим подползает ко мне, пытается взять за руку, но вертолет слишком сильно трясет.
Грохот. Двери со стороны салона выламывают, и появляется еще один мужчина. Серафим бьет его кулаком по лицу, хватает за волосы и со всей силы ударяет о стену — слышу хруст — волна ужаса пробегает по спине — и вижу кровь — гул в голове не перестает — на пальцах юноши.
Он приседает ко мне, и грохот повторяется.
— Оставь меня! — на эмоциях кричу я. — Оставь меня! Ты спасайся!
Серафим вторит «твоя семья, твоя семья…», и я не понимаю, почему он это делает. Единственное, что я знаю — ему тяжело; и впервые хочу сбросить тяжесть с чьих-то плеч.
— Отец выпустит закон! — кричу я. — Он подпишет его ради меня! Я просила!
Ободрение сейчас необходимо — нужен стимул!
Серафим предлагал поговорить мне с родителями после поездки в «Ранид», чтобы я могла удостовериться, что люди из Острога — неплохие; иное. Но я убедилась в этом куда раньше. Затем он сказал, что этот разговор совсем ни к чему, что я могу просто попрощаться со своей семьей. Мне хочется сделать ему хорошо, хочется утешить, хочется зажечь янтарный блеск в карих глазах.
— То есть, мы свободны? — оживляется он, но искренний блеск — мелькнувший в секунду — сменяется насмешливостью. — Территория общая?
Я чувствую слезы. Почему Серафим перестает поднимать меня?
— «К» — значит кара, — шепчет он. — Это твое наказание за все содеянное людьми Нового Мира.
— О чем ты, Серафим? — испуганно спрашиваю я, пытаясь обеими руками зацепиться за его ладонь.
— Тот парень, из-за которого разразился конфликт с Острогом — Бон-Тон младший. Я убил его, а затем и самого Бон-Тона. Золото — девушка в белом платье, — говорит он и отпускает меня.
Я проношусь мимо лопастей на боковых крыльях — к счастью меня не задевает; к счастью, да? Я машу руками, разрезая воздух, я молюсь спасению, я уповаю чуду — вот она моя религия.
Остаются секунды до воды, и мне поры бы что-нибудь переосмыслить. Нет… Все стало понятным и так: мой перевоз оказался необязателен.
— Мы ваши Создатели!
Вторит голос, и я вижу перед собой воду. Не понимаю, что происходит… Я тону?
— Мы будущее этого мира!
Глубоко вдыхаю — пара секунд — и замираю — пара секунд.
— И если вы живете…
Вода наполняет легкие как сосуд, но чья-то дрогнувшая рука не останавливается, и жидкость льется через край, ощипывает меня и давит.
— … дышите нашим воздухом…
Барахтаюсь и пытаюсь всплыть, вскидываю руками кверху, но не могу более двигаться.
— … едите нашу пищу…
Я хочу закричать.
— … смотрите на наше небо…
Кричу!
— … знайте! без нас не было бы и вас.
Дыхание перехватывает: ощущаю, как ледяная жидкость растекается внутри меня, обволакивает органы и удушливо стискивает их в своих объятиях.
— Вы наши подчиненные, а мы Боги!
Все тело обливается жаром. Я чувствую, что вот-вот — и вспыхну; загорюсь, как спичка, которую в следующий миг потушат и избавятся от нее.
— Восхваляйте же своих Создателей!
Я резко открываю глаза.
Помню, что тонула; вода была ледяной, но все тело жгло — у меня не получается это объяснить.
Эпилог
Раздается женский крик, когда ничейный темный силуэт проносится мимо. Он — крик — повторяет о том, что все свершенное рано или поздно ударит со спины последствиями. Также он — крик — молит о возвращении сына, и он — крик — осуждает за недавние действия его — темный силуэт.