— Хорошая книга, — расслабляюсь я. — Нужно сразу показывать, что происходит с обезумевшими преступниками.
Ромео несколько с горечью смотрит на меня.
— Спасибо, — тихо проговариваю я и прокашливаюсь. — Спасибо тебе, Ромео, я очень тронута твоим подарком. Может, хочешь разделить со мной завтрак и отведать нашего чая?
— Уж не сама ли ты его сделаешь, Карамель? — пытается улыбнуться мой друг, хотя я вижу еще не угаснувшую тоску во взгляде.
Когда он только пришел, я решила представить семью, представить нас семьей; он, судя по всему, решил поиграть — вот уж нет.
— А Миринда мне на что? — неожиданно режу я не своим голосом. — Это ее обязанности, Ромео, не забывай.
Он кивает, а я зову горничную, после чего та делает еще один чай. Аромат барбариса обрамляет кухню, а нотки жасмина приятно щекочут нос, кипяток расправляет черные чайные листья и травы и паром обжигает края белой кружки.
— Мисс Голдман, ваш отец просил передать вам это, — говорит Миринда, когда мы с Ромео одеваемся, и протягивает прозрачный пакет, через который можно разглядеть целую пачку золотых карт.
Я небрежно принимаю их и отгоняю прислугу.
— Подарок? — выйдя на улицу, спрашивает мой друг.
— Нет. На развлечения после уроков, — отвечаю я и следую за ним.
Вновь холодный ветер ударяет по лицу, а серое небо празднично и не без иронии протягивает «с еще одним прожитым годом, девочка». Дверь позади нас закрывается — я слышу щелчки замков и мелкий отдаляющий топот от мелких отдаляющихся тапочек Миринды.
Мы идем с Ромео к посадочному месту, и я делюсь с ним тем, что хотела позвать после учебы Ирис по магазинам.
— В свой же день рождения будешь одевать ее, — отшучивается юноша, и я никак не могу возразить ему — это цепляет меня.
— Тогда предлагаю сходить втроем.
Он не ожидает такой реплики — брови хмуро сводятся друг к другу, готовясь вот-вот обняться, а я не показываю ничего из того, что бы могло выдать мои эмоции. Это была не шутка, Ромео, не издевка и не злая насмешка, я сказала тебе чистую правду, и мое предложение не несло никакого иного умысла.
Мы никогда не встречались за пределами школы — знакомство в баре Фалафель в счет я не брала. Обыкновенно пары проводили время вместе — дома, на Золотом Кольце, прогуливаясь по мостам или сидя в кафетериях; все, но не мы. Ромео знает, как я отношусь к дому — укрытие со своими хищниками, и оттого после учебы прячусь в нем. У меня собственный ареал обитания. Кусок язвительного Золото, самка Богомола, беспристрастный Паук и не обхоженная черная Мышь — я могла совладать с ними, а бороться с коршунами, волками и змеями, обитающими в Новом Мире — не моя прерогатива.
Ромео не отказывается, но и с положительным ответом не торопится, посему я принимаю решение за него.
Мы отправляемся в школу на первой же остановившейся после нас машине. Ирис встречает меня в холле репликой «С днем рождения, моя подруга Карамель» и лукаво улыбается в сторону Ромео — мне становится неприятно, и я с издевкой интересуюсь не надуло ли ей голову. Мне не хотелось портить настроение в свой праздник — единственную дату, отмечаемую в Новом Мире.
Я читала, что до начала нового времени этих праздников было больше, чем высушенных источников по всей землей, но я действительно не понимала, к чему были эти бесхозные и невразумительные даты, если только один день в году был поистине волнительным — день, когда ты появился на свет, день, когда ты вдохнул воздух с поверхности, день, когда ты стал Богом. Мой дед рассказывал, что низшие люди никогда не праздновали свои дни рождения, они попросту не помнили этой даты, потому что пыль на столах скапливалась медленней, нежели рождались эти недостойные.
— Какие планы на день, Карамель? — спрашивает Ирис, и от восторга у нее загораются глаза.
— Мы отправимся на Золотое Кольцо, — громогласно объявляю я и скидываю свое пальто.
«Мы» — то ли вопросом, то ли утверждением повторяет Ирис, и в ее интонации я могу сполна вкусить восторг; как же ей нравится эта затея!
— Значит, Ромео пойдет с нами? — уточняет девушка, и делает это зря — я хочу разве что хлопнуть ей по голове, чтобы она не трясла ею из стороны в сторону и не глупила.
Пощечиной ей служит мой резко брошенный взгляд горящих глаз, она осознает вину и, как бы покорно, склоняет голову, подкусывая губу — никто не позволял себе таких дерзостей в поведении на людях, и мне становится стыдно за подругу, а, после того, как Ромео смотрит на ее белоснежные зубы, стискивающие розовую припухлую губу, мне хочется скинуть Ирис с моста в самые низовья Нового Мира.