— Восхваляйте же своих Создателей!
Я резко открываю глаза и меня выкидывает из воды — поднимаю полегчавшее тело. Вода стекает с волос, губ, лба; капли стучат по острым коленям, торчащим из воды — два камня; грудь вздымается от тяжелых вздохов.
— Мисс Голдман! — стучится Миринда, и голос ее на удивление бросок и громок. — Мисс Голдман, прошу вас ответьте мне, мисс Голдман!
Улавливаю волнение или что-то еще уродливое в интонации ее слов — безумная служанка!
— Мисс Голдман, мисс Голдман… — повторяет без устали она, и стук по двери заглушает всплески воды, бьющейся о края ванны.
— Разве я не велела не мешать мне?! — сердито отвечаю я на ее возгласы, но вода предательски стекает и попадает мне в рот, отчего я запинаюсь.
Не могу отдышаться, на что нервно касаюсь лица и плюю под себя.
— Мисс Голдман, я слышала грохот и…
— Не мешай мне, Миринда! — обрываю ее я.
— Мисс Голдман…
— Пошла прочь, идиотка!
Следующего обращения я уже не слышу — тело Миринды недолго колышется подле дверей ванны, но затем ускоренный стук каблуков уносит ее прочь.
Я опять ложусь — уже медленно, очень аккуратно. Легкие освобождаются, и дышать становится не так больно — признаюсь самой себе, что страх мне знаком — я боюсь этой чертовой воды, которая топит меня каждодневно — еженочно.
Кожа распаривается, сжатые мышцы отпускает. Я лежу и ни о чем не думаю. Взгляд мой каменеет на белой плитке, что неровным углом упирается в зеркало. Не знаю, сколько времени проходит, но в чувства меня приводит шум за пределами ванной комнаты.
— Кара? — раздается голос Золото — не такой задорный, как обычно. — Ты еще не утонула?
Думаю, что ей в школе также могло перепасть из-за меня — бедная девочка, которая свалилась с олимпа из-за несуразной сестры и теперь иные боги будут сторониться ее.
— Если утонула, я забираю комнату себе, — пытается шутить своим особенным юмором сестра, но я слышу в ее голосе горечь и сожаление.
— Что тебе, Золото? — отзываюсь я.
— Пришла со школы, хочу умыться, — отвечает она, и слова эти преследует томный вздох. — Кара, не заставляй меня разговаривать с тобой нормально, язви или повысь голос, правда же.
Я тихо улыбаюсь, а слезы опять начинают скользить по щекам. Сколько времени я пробыла в ванной и почему эта девочка заставляет меня испытывать подобные эмоции?
— Кара, меньшее из того, что я хочу — разговаривать с тобой, как с сестрой. Открой дверь и попытайся не укусить меня. — В сопровождении голоса Золото я медленно встаю и закутываюсь в полотенце.
Открываю дверь — девочка не смотрит на меня; проходит к раковине мимо и умывается.
— Ты купалась в ледяной воде? — спрашивает она погодя и поднимает свои глаза на меня.
— Долго лежала, — отвечаю я.
Непривычным становится тот факт, что уже на протяжении пары минут мы не обозвали друг друга, не унизили и не оскорбили. Официальным языком в семье Голдман был сарказм.
— Ко мне сегодня приставали новости, — говорит Золото. — Это случилось, когда я шла домой по мосту. Увязались за мной и окружили глупыми вопросами.
Она никогда не делилась со мной тем, что происходило в ее жизни, и почему-то я думаю, что многое упустила…
— Они кричали «Золотая девочка займет место сладкой Карамели?», — передразнивая чьи-то голоса, посмеивается сестра. — И знаешь, что я ответила?
— Автографы по выходным? — не удерживаюсь я от злой шутки, хотя сама пропитываюсь интересом к эпизоду из жизни младшей сестры, которой я никогда не хотела и которой, я думала, обременена на всю жизнь.
— Лучше бы я крикнула это, — парирует Золото тонким певчим голосом — выключает воду и вытирает руки о полотенце на мне; махровые углы отпускают мои бедра и оказываются в ладонях сестры. — Я сказала, что процентные ставки растут, падают, золото поднимается на рынке и вновь уступает платине. Но одно я знаю наверняка: еще слово о семье, я сделаю вашу жизнь обратно пропорционально значению имени моей сестры.
На миг замираю, не поверив своим ушам и решив, что ослышалась.
— Так и сказала? — улыбаюсь я.
— Ага. Они начали шептаться, придумывать новые заголовки типа «Старшая дочь семьи Голдман потянет за собой на дно младшую…» И я добавила: «Обратно пропорционально. Вы же знаете, что это такое».
— И ушла?
— И ушла. — Она встряхивает плечами — я впервые вглядываюсь в черты ее лица, и признаю в ней маленькую копию себя: глаза той же формой и тем же цветом, с тем же ехидством и злой усмешкой, которая присуще старшей Карамель — но уже взрослой; в ее возрасте я не обладала таким характером и выдержкой. Признаюсь, что Золото пойдет дальше меня — она впитала все намного больше и лучше, оставаясь не изгоем в семье просто потому, что наблюдала за этим изгоем со стороны и делала все возможное, дабы не оказаться на том месте. Она — вертлявая голубоглазая змея; стерва, я вижу, как в ее малых годах кроется женское коварство и лукавство; не прямота и отчуждение — мои, а свой пакет качеств, который продвинет ее в Новом Мире куда дальше, чем я могла это вообразить для своей персоны.