Пара поднимается. Девушка еще раз смотрит на меня: дугой очерчивает мой силуэт и замирает на струящейся в пол юбке, как вдруг из туннеля появляется поезд, и все взгляды оказываются устремлены на него. Он тормозит, раскрывает свои двери и испускает еще один — более щадящий слух — гудок. Мы заходим и быстро занимаем свои места; я встаю у окна, ибо притрагиваться к грязным креслам не хочу вовсе, а Серафим спокойно ложится на одно из них.
— Присядь, — мотает он головой на место рядом с собой.
— Не думаю, что это хорошая идея…
— Не думай, — посмеивается он. — Но дорога долгая, и ты сотни раз передумаешь.
Не требую долгих уговоров: прохожу и сажусь рядом — поезд в этот момент трогается. Я оборачиваюсь на парочку: парень близко наклоняется к девушке и что-то шепчет ей на ухо, а она не только допускает это, но и учтиво роняет голову к нему на плечо в ответ. Беспризорники! — охает нечто внутри меня и заставляет отвернуться.
Что-то под поездом периодически постукивает — гляжу в окно. Вдруг грязные стены метро пропадают, и перед нами предстает соседний мост с рельсами: снизу его крепят деревянные, почти прогнившие палки, что на дрожащих конечностях с трудом удерживают транспортное средство — самого поезда нет. Ужасаюсь тому, ибо понимаю, что мы едем на ровно такой же опасной дороге. Туннель вновь поглощает нас.
Я пытаюсь расслабиться и прилечь, но голова упирается в твердую подушку. В ушах стоит стук колес, слышится шепот пары, иногда их смех. Серафим подергивается — спит уже; решаю вздремнуть сама.
День Седьмой
Вдруг мы подпрыгиваем — опять стук колес. Чувствую я себя значительно лучше, свежее, но мои мысли также путаются в голове: то, что было в начале недели, и то, что происходит сейчас — две параллели никак не укладываются, две Карамели рассуждают во мне.
Почему же так происходит?
Кто-то бубнит мое имя — резко привстаю и смотрю на Серафима. Он спит, но шепчет:
— … мель… нель… Карамель…
— Тебе снится сон? — восклицаю я, на что парень дергается и просыпается.
Затуманенный взгляд недолго пляшет по вагону, замирает на мне.
— Что случилось? — медля задается он и поправляет смятый пиджак, вытаскивая скукоженный воротник из-под разящей немного потом рубахи.
— Ты говорил во сне, — отвечаю я.
Серафим оглядывается — пары уже нет; опять смотрит на меня и, неуверенно качая головой, уточняет то, о чем он говорил. Не утаиваю:
— Повторял мое имя… Сон — это неправильно, сон — это расстройство.
— Для нормальных людей — нет, — посмеивается юноша и потирает затылок — мне кажется, он все еще не со мной: пребывает где-то во сне и видит собственные грезы, отчего еще больше машет крыльями, вставая на дыбы понапрасну. — Просто мы не принимаем лекарства, сдерживающие сны, чувства и уж тем более способность мыслить.
— Прости?
— Не видел, чтобы люди с поверхности думали.
Это серьезно бьет по моему самолюбию. Должно быть, он видел дурной сон, если так взъерошился, но пущенную стрелу не вернуть обратно, летящую пулю не вогнать обратно в дуло пистолета, а кинутый нож не схватить за рукоять вновь. Мое вмиг оторопевшее и быстро пропитавшееся недовольством лицо говорит само за себя.
— Хоть иногда, — продолжает юноша, — не видел, чтобы люди с поверхности думали. — Неужели он решил, что неоднократное повторение этой фразы укрепит наши отношения? — Женщин волнует то, сколько калорий они сожгут, если выпьют какую-нибудь дрянь, и в какое платье влезут, если пропустят пару завтраков, а мужчины думают о том, как бы их не поперли с работы и как бы отгрести побольше золотых карт, при этом не прилагая особые усилия.
Объяснения его ясны, аргументы просты и достоверны, информация лояльна, но вот заголовок — ударяет пощечину.
— Мы не принимаем лекарства от мыслей, — настаиваю я.
— Еще как принимаете, — роняет Серафим и начинает подниматься. — Вам дают другие названия, но умысел таков. Дурманят понемногу наркотиками, а вы и рады.
— Ложь! — перечу ему, и этим еще больше разжигаю костер ярости и недовольства.
— Самая умная девочка Нового Мира…
— Лекарства есть лекарства, они спасают нас от морального разложения и былого…
Я хочу избежать конфликта, посему отвечаю обыкновенной интонацией и понапрасну не извожусь.
— А почему, как ты думаешь, вам не разрешены чувства, Карамель? Только не начинай перечислять качества, которыми как бы должен обладать любой житель Нового Мира. Просто подумай! Человек с чувствами — уязвим! А вы, по общепринятому мнению, Боги.