— Мы часто говорим, что мы — Боги. А, знаешь, все Боги уже давно спустились на Землю.
Серафим не отвечает.
Со стороны анархистов мысль его очень сладка, но мне кажется неправильной — не в полной степени. Без кнута люди слабеют, люди глупеют. Должен быть управляющий, должен быть кто-то «Над».
Двустворчатая дверь выводит нас на задний двор.
— Хочу познакомить тебя с человеком, без которого моя жизнь просто бы не имела смысла, — улыбается юноша и ведет меня за собой.
Несколько шезлонгов, шесть прекрасных клумб внушительных размеров, образующих сердцевину цветка и пять лепестков и скромный одноэтажный домик с открытой гаражной дверью. Последние камни из туфель вываливаются на отчищенную дорогу.
— Это наш технарь — Б-Нель, — говорит Серафим, указывая рукой на человека, копающегося в каких-то металлических трубах при входе.
Он слышит, как мы подходим и поднимает косматую голову — девушка. Она встает с колен, откладывает собранный материал подле и идет навстречу к нам.
— Карамель? — радостно восклицает девчачий голос, и незнакомка бездумно кидается на меня.
Не успеваю ни пискнуть, ни отпрянуть, ни отойти — Б-Нель обнимает меня; так дерзко и откровенно — обхватив всю спину своими грязными руками, закинув свой подбородок мне на плечо.
Серафим видит мою растерянность и негодование, тут же хватает Б-Нель за руку и подтаскивает к себе.
— И меня обними, — по-доброму улыбается он, обхватывая девушку точно также в ответ, но я с недоверием гляжу на них.
Она отстраняется от парня, и я могу увидеть ее лицо — пытаюсь вспомнить: кажется, что раньше мы уже пересекались с ней.
— Б-Нель очень дружелюбная, — пытаясь оправдать ее нелепое поведение, говорит мой друг.
— Мой мальчик много рассказывал о тебе, я так рада, что ты присоединилась к нам, — слишком мягко, словно щебечущая птичка, произносит девушка и, вижу по взгляду, вновь хочет обнять меня — сдерживается.
«Мой мальчик» бьет по уху и вызывает отвращение.
— Все, что связано с техникой — к Б-Нель. — Серафим ласково глядит на нее, а потом переводит свой взгляд на меня. — Система охраны, камеры видеонаблюдения, взломы и все в этом духе. У нас есть глаза повсюду.
— Погодите-ка, — соображаю я, — то есть вы можете вообще весь Новый Мир лишить питания?
Б-Нель кивает мне.
— И почему не сделаете это? — посмеиваюсь я; будь у кого-то из управляющих возможность похоронить Острог раз и навсегда (наплевав на поставки и выкуп товаров) — он бы этим воспользовался.
— Мы не хотим устрашения и войны, — поясняет девушка. — Мы хотим мира.
Я присматриваюсь к ее чертам лица — она несколько похожа на меня, лишь только лицо более вытянутое. Прямой нос, пухлые губы нежно-розового оттенка, темно-коричневые брови с мягким изгибом, глаза голубого цвета. В памяти проплывает образ девушки — пепельно-грязные волосы скручены в низкий хвост, та незнакомка одета во что-то похожее на пижаму, какие выдают в больницах. Она смотрит в камеру, снимающую ее чуть сверху — мне в глаза — и плюет. Камера переключается на ту, что дальше — навстречу девушке идет охрана. Двое мужчин хотят схватить ее, но она резко уворачивается и бежит вперед. Номера палат, столики на колесах с подносами, тусклый свет от приглушенных ламп. Девушка что-то кричит; не могу вспомнить. Пытаюсь читать по губам… Бес? — нет, не может быть! Я вижу то, что сама желаю увидеть, и не всегда увиденное — истина.
Не могу вспомнить, что дальше… Какие-то помехи; визг людей, женский вопль, стоны. Картинка в голове проясняется: девушка в одной из палат — она держит в руке пистолет. На нее бежит охрана, еще не ведущая о существовании оружия в помещении. И кого же она убила ради него? — выстрел и крик сливаются в общую композицию, голос на этажах начинает вторить о вооруженной цели и просит немедля покинуть здание во избежании иных травм. Щелчок! Дочка какого-то успешного и некогда влиятельного человека в Новом Мире оказалась в психиатрической больнице, где, соответственно, и устроила бойню спустя несколько дней лечения. Откуда она взяла оружие? — черт его знает; так и не выяснили.