Мать обхватывает мои плечи — ее колотит; я ощущаю эту дрожь, забираю часть себе, насыпаю в ладони и бездумно подкидываю над головой.
— Скоро тут будут новости, Кара. — Она впервые называет меня так. — Не показывай, что тебе больно, ничего не случилось, верно?
Непонимающе гляжу на нее — сквозь слезы; оборачиваюсь на отца — он держит на руках маленькое покореженное тело ребенка.
— Это Бес? — шепчу я.
Зачем? знаю, что это он. Вижу — последний раз.
Больше он никогда не побежит играть со мной в сад, никогда не крикнет «Карамелька», никогда, никогда, никогда.
— Люди всегда ищут способы, чтобы обидеть друг друга. — Мать присаживается ко мне и говорит на ухо. — Они будут пытаться обидеть тебя, нашу семью, захотят работать на месте твоего отца или меня. Не показывай своих чувств, Кара. Чувства — уязвимость.
Она отпускает меня и идет к дому, я проглатываю слезы, скатившиеся по щекам до губ, и смотрю вслед — моя мамочка, какой я ее знала, уходит. Я оборачиваюсь на отца и брата. Вскоре отец начнет пить, мать уже никогда не вернется в свой сад и никогда не обнимет меня, а я уже не скажу брату о том, как он важен мне.
— Он выбежал на мост, — говорю я Б-Нель. — Какой-то водитель не справился с управлением, а машина упала рядом и… Бес. Мой брат. Его звали Бес.
Б-Нель глубоко вздыхает и плавно выдыхает.
— Вижу, что вы поладили! — доходит до нас крик Серафима.
Он появляется из резиденции, приближается, останавливается около Б-Нель и кладет ей руку на плечо.
— Ты голодна? — спрашивает он.
— Я недавно завтракала, — отказывается девушка. — Лучше иди и покажи Карамели основные комнаты резиденции.
Серафим вежливо подает мне руку; не принимаю жест — встаю без помощи. Мы идем, и я пару раз оборачиваюсь на Б-Нель: она также скрывает лицо от солнца как и секунду назад, волосы ее спадают на плечи, а худые руки скрещиваются на груди.
— Она красивая, — не знаю, почему я произношу это вслух.
— Нравится ее внешность? — подхватывает Серафим.
— Ко всему аморальному испытываешь долю симпатии. Безумие всегда притягивает. — Развожу плечами я.
— Значит, да, — улыбается юноша. — Б-Нель очень добрая, нежная. Она изменилась после того, что было в той больнице… Она открыла в себе способности к точным наукам, переосмыслила многие вещи.
— Когда произошел этот инцидент?
— Давненько было, — с неохотой отвечает Серафим.
Мы проходим по коридору в столовую, объединенную с кухней.
— Каждый готовит себе сам. — Юноша включает свет маленьким рубильником при входе. — Так что, если ты не обладаешь навыком кулинарии, тебе бы лучше начать его осваивать.
Идем дальше — за следующей дверью гостиная.
— Комната отдыха, — поправляет мои мысли Серафим. — Обычно устраиваем тут собрания. Кто-нибудь приносит молока и немного вафель, и мы обсуждаем все, что попадется под язык. У нас нет четкого графика работы, поэтому встречаемся в резиденции по чистой случайности.
Все казалось так ново, так непривычно. Мне бы хотелось прогуляться по улочкам, поглазеть на дома, поговорить со всеми этими незнакомыми людьми. Было бы интересно узнать их культуру, быт, как они проводят досуг и где работают.
— Спальни на втором, я попробую найти тебе комнату как можно ближе к моей.
Он выдает это все так быстро, тараторит, не позволяет принять или подумать, отчего я роняю первое попавшееся:
— Зачем такое деление, почему люди с поверхности живут в отдельном доме? Это угнетение за прошлую жизнь или все-таки уважение?
— Новичкам бывает трудно самим приспособиться. Если ты готова — можешь жить отдельно. Но тебе придется начать снимать у кого-нибудь жилье или же приобрести свое.
— Ладно-ладно, комната на втором этаже, — смеясь, соглашаюсь я.
Мы подходим к лестнице: одна ведет на второй этаж — длинная, белая, с красивыми поручнями, другая вниз — металлическая, грязная. Меня охватывает интерес этажа ниже.
— Что там? — спрашиваю я.
— Моя работа. — Открывает дверь Серафим, и я прохожу. — Тут я занимаюсь изготовлением оружия.
Мы оказываемся в небольшой темной комнатенке, на стенах висят закрытые футляры, в углу стоит горшок с живым деревом, рядом рабочий стол, камин, нечто похожее на старые наковальни.
Я шагаю к закрытым витринам, спрашиваю разрешения:
— Можно посмотреть?
Серафим кивает, и тогда я сдергиваю полотно.
Оружие.
Читаю подписи к ним и разглядываю — какой-то обрез, какой-то пистолет…
— Откуда оно? — удивляюсь я. — И есть чем стрелять?