Пока крепли молодые светила и юные, но уже успевшие хлебнуть горя Нолдор сжигали свой флот, в крепости Ангбанд, оставшейся в гордом одиночестве после падения Утумно, почти ничего не менялось. Новоискаженные орки ковали оружие и выдвигались на войны, Майрон, а поныне Саурон, носился по крепости с отчетами как ошпаренный, эльфы вешались на скалы и выводились новые чудовища.
Шестерни истории двигались дальше, перемалывая жизни и судьбы светлых и тёмных созданий под своими острыми и беспощадными зубцами. Они давали фору лишь Тёмному Врагу, ныне именовавшегося не иначе, как Моргот, который каждым своим выходом лишь сильнее приближал неизбежную расплату.
Если раньше он мог себе позволить лично изувечивать эльфов, выдавливая из их сорванных голосов новые и новые вопли, то теперь он, казалось, вообще не покидал тронного зала, погружаясь в глубокий саморазрушительный транс и теряя остатки здравого рассудка.
Его облик был обезображен. И без того не всем приятное бледное лицо было истерзано свежими шрамами от когтей прихвостней его брата, камни выжгли ладони его до состояния крошащегося угля, а изнывающая от травмы нога отзывалась на любые попытки встать новой порцией острой, невыносимой боли.
Сил хватало лишь на сохранение устрашающей личины и редкие фокусы, что лишь сильнее изолировало Моргота от любого излишнего участия в событиях.
Не легче было и Ауле. Он всё больше путался в намерениях возлюбленного, совершенно перестав понимать его мотивы и действия. Веками он боялся даже мысли о том, чтобы навестить его, вывести на чистую воду и расставить все точки над и{?}[В синдарине их целых 3!]. Но это было нужно сделать, поскольку дальше так продолжаться не могло.
Дагор Браголлах, при всей кошмарности своего явления, сыграла ему на руку. В чертоги Мандоса по ее завершению, ежеминутно попадали сотни и тысячи душ, что не могли найти покоя, и даже Манвэ, пусть и Небесный Владыка Мира, спустился с горной цитадели и принялся вместе с остальными помогать погибшим обрести последнее пристанище.
Пользуясь неразберихой, Ауле прикоснулся к раскаленному железу, и через мгновение уже оказался в зале своего друга на другом конце света.
Он не в первый раз видел Мелькора в удручающем состоянии, но приметив его бесплодные попытки забинтовать отвратительно черные кисти, любая мысль о ссоре просто исчезала из головы.
- Давай сюда! - Мастер крепко схватил изрядно удивившегося Тёмного за запястье и стал аккуратно, словно рукоять нового клинка, обматывать ладони Моргота палец за пальцем.
- Знать не хочу, что ты с собой сделал, и даже не рассказывай. Я уже порядком выслушал от Манвэ как ты его разочаровал, как подвел и унизил. - Огненный нарочито с силой заправлял краешек материи, добавляя огоньку к бесконечному пожару боли - Но я вижу, что ты уже сполна получил за всё, что сделал. И нет, меня это нихрена не радует.
Павший собрался было вспылить, но понимая, что любое лишнее сказанное слово быстро перейдет в новую порцию неприятных ощущений, выдохнул и тихо проговорил:
- Прости… Прости меня, я…
Мастер впился своими глазами в его, считывая малейшее движение зрачков. В этот раз он просто не мог допустить хоть малейшей лжи.
- Я пал, Ауле. Пал в самую бездну. Я не вижу… не вижу ничего, только черный клинок, нависающий над моей головой. Камни, пытки, убийства… Они проносились у меня перед глазами как тени, которые никак нельзя отогнать. Я сходил с ума от блеска Сильмариллов, жаждал их больше, чем самого своего существования. Я держался, сколько мог…
- Но сдался. Не оправдывайся, я знаю, какого это, когда разум тебе больше не принадлежит.
Ауле бережно положил белые от бинтов руки на бедра возлюбленного, не выпуская его глаз из виду.
- Признаться, я всегда этого боялся. Боялся, что та мгла, что всегда шла за тобой следом, уничтожит тебя, скроет всё, что мы когда-то пережили вместе. Но я вижу твой взгляд. Я вижу, что он сияет как прежде, вижу в нем надежду.
- Если бы я не держался за тебя, то и от нее бы ничего не осталось. Я слаб, я чудовищно слаб, и эта бездна лишь выжидает момента, чтобы я, наконец, в нее провалился.
- Не в мою смену! - Мастер выпрямился и осмотрелся - Где у вас тут кормят?
На покорёженном от боли лице Моргота возникла ухмылка:
- Тебе лишь бы пожрать - без тени злобы выдал он - Правая дверь, слева по коридору.
Ауле скрылся в обозначенном направлении, оставив Тёмного рассматривать заботливо обмотанные руки. Вернувшись, Вала, сияя в своей почти детской улыбке, принес две чашки с напитком, от которых валил пар.
- Пей! - Огненный вложил горячую кружку в ладони Павшего и отхлебнул из своей - Не тебе же одному придумывать кулинарные шедевры! Пей, или я волью в тебя силой!
Решив не испытывать на себе слово наигранной угрозы возлюбленного, Мелькор поднял чашку и, принюхавшись, сделал несколько глотков.
- Горячее, да? Так и задумывалось, проберет до костей, и поднимает настроение.
Обжигающе терпий вкус молочного шоколада напомнил Тёмному давно забытое ощущение тепла, что он некогда берег у самого сердца.
- Дружище, знаешь…
Отлипнув от своей кружки с возникшими на лице роскошными молочными усами, Мастер повернулся с вопросительной миной.
- Нет, что-то не так?
- Просто… Как бы мне хотелось, чтобы ты наконец бросил свою проклятую кузницу, да перебрался поближе… От боли я не могу уснуть ни на минуту, но когда ты здесь, я словно снова юн, и, как раньше, могу свернуть горы и реки.
Ауле привычно усмехнулся, поправив спавшие на лицо Тёмного волосы.
- Ты, главное, шею себе не сверни для начала, а дальше посмотрим. Может, от силы какао мрак отступит, и мне не придется больше никогда куковать на острове.
Моргот, улыбнувшись, насколько позволяло обличие, лишь с легкой грустнкой отпил еще немного, тепло высматривая Огненного сквозь пар из чашки.
========== Гнев ==========
Когда дело дошло до прибытия лодки, освещенной светом Сильмарилла, к далекой Аманской пристани, Ауле понял, что дело — труба. На неописуемые мольбы разоренного и отчаявшегося жителя материка Валар не могли закрыть глаза, что означало выступление против Мелькора. Ни за какими плотными засовами и крепкими замками Мастер не мог скрыться от призыва Манвэ к оружию, любая попытка дезертировать грозила бы ему прямыми обвинениями в предательстве.
Неохотно кузнец менял обличье, столь же неохотно выходил в поле битвы, снося кузнечным молотом башни и аванпосты, погребая под обломками орков и троллей. Со слезами на глазах он наблюдал, как его прекрасных балрогов… их с Мелькором балрогов пронзают насквозь сияющими лезвиями и разрывают на части.
Мгла и лед разбивались об сияющий пламень клинков с ужасающим воем и криками толпы. Небо смешалось с землей и светила едва пробивались сквозь черные облака, обнажая останки и кровавые реки.
Но стоило исполинскому дракону рухнуть на Ангбанд, снося всё на своем пути, битва мгновенно сменила настроение. Мастер, оценив ситуацию и решительно неадекватного Тулкаса, решил сокрушить авангард неподалеку, придерживая всем своим нутром хрустящую под своим весом гору, чтобы та не рассыпалась прямо на его и без того ослабленного возлюбленного.
Когда его вынесли вместе с самоцветами, Вала едва заметно выдохнул, позволив крепости исчезнуть в тысячах развалин.
Вернувшись из похода Ауле всего трясло. Он боялся представить, что может ждать Моргота после такого — простой темницей он бы точно не отделался. И получив заказ на цепи с ошейником из оскорбительно переплавленной черной короны, он догадался, что помилования больше не будет. Покрутив шипованный железный обруч в руках, Огненный приложил к нему лоб, словно пытаясь вдохнуть хоть частичку того запаха, который удавалось удержать в памяти. Но собравшись, он положил его в печь и приступил к работе.
Суд над Тёмным шел не менее унизительно, чем всё остальное. Заливаясь мольбами и слезами, Павший клялся в своем раскаянии и просил пересмотреть приговор. Но Небесный был непреклонен. Заточение за пределами мира без права на амнистию.