Как и раньше, Мастер проигнорировал свои административные обязанности, оправдываясь работой, потому что не хотел еще больше убеждаться в безвыходности ситуации. Он ковал прилежно, звено за звеном, особое внимание уделив обручу, который теперь будет обнимать шею его возлюбленного вместо него самого.
— Все уже готово?
— Да, осталось лишь использовать по назначению. Владыка…
— Да, Ауле?
— Я хочу… хочу сам надеть их на Врага. Не откажи мне в милости.
— Пусть будет так, но Совет будет наблюдать за исполнением предписания.
Тяжело вздохнув, Огненный набросил цепь на плечи и последовал за Манвэ.
И снова ему пришлось проходить через это. Рассматривать своего любовника, ослабшего почти до состояния человека. Глаза едва блестели, почти сомкнувшиеся от боли.
Мастер старался не обращать внимания на бесчисленные раны и шрамы, на его осыпающиеся руки. Он смотрел только в глаза, не скрывая во взгляде бескрайней печали от неизбежного. Тёмный ловил каждое прикосновение рук к коже, вместе с хладом цепей и их сковывающей хваткой. Улавливал каждый вдох и запоминал каждую секунду, боясь, что в этот раз она действительно последняя.
Сомкнув обруч на шее, Вала нарочно выправил из-под него волосы, незримо для окружающих проведя ладонью по щеке. После этого, не выронив ни слова, он скрылся в толпе, дабы сохранить хоть какой-то контроль над непокорным пламенем, которое могло вырваться в любую секунду и сжечь все вокруг.
Огненный проводил Мелькора глазами до самых врат, пытаясь пробить ком, подступавший к горлу. Он до самого конца надеялся, что до этого не дойдет, и тем более горько для него было знать, что это не иллюзия, а происходит взаправду.
Когда правосудие свершилось и все стали расходиться, Ауле приметил в обрывках мантии повинного, лежащих неподалеку, знакомый металлический блеск. Выхватив предмет, он скрылся как можно дальше от Границы Мира, столь быстро, сколь мог, чтобы уединиться с находкой в кузнице.
Под светом факелов и с задвинутыми ставнями, Огненный наконец смог рассмотреть вещицу. Аккуратный перстень, отливающий ровным сплавом серебра и золота, их любимых металлов, сделанный ровно под пальцы его габаритов.
Вала надел его на правую руку, в противовес простого стального кольца левой, сделанного второпях, в пару к кольцу Йаванны, дабы не вызывать лишних вопросов на мероприятиях.
Он долго разглядывал перстень, прокручивая его и, смахивая подбежавшую к уголку глаз слезу, с тяжелым сердцем вернулся к работе.
***
Находясь в Пустоте, Морготу ничего не оставалось, кроме как исследовать руками ужасающий обруч, неприятно впивавшийся затупленными зубцами в горло. Лишь тогда он смог прощупать надпись изнутри.
— Я… До… бавил… — Павший сбился — Добавил в него… немного…. золота… которое в те… в тебе полюбили не только гно… гномы. Но и… я.
Крепко сжав в ладонях проклятый ошейник, Тёмный, преисполенный горем и болью, издал вопль столь ужасающий, что звон от его крика раздавался в Бездне до тех пор, пока мгла не поглотила его отклики вместе с Мелькором полностью.
Комментарий к Гнев
Еще одна часть, осталась немного
========== Конец ==========
Долгие эпохи Мир находился в покое. Пару раз сотрясшись от выходок Саурона, он возвращался в прежнее неспешное состояние, иногда слегка всколыхаясь от местных внутричеловеческих конфликтов.
За это время Ауле стал лишь тенью самого себя. Силы в нем все так же было боле, чем в иных Валар, но беспросветная тоска, не отпускавшая ни на день, превращала рутинную ежедневную работу в бесконечную череду серости и безнадеги. Лишь иногда он отвлекался, заглядывая в мир через свет литейных, наблюдая, как люди постепенно совершенствуют свое мастерство, догоняя своих более древних эльфийских сородичей.
Первое время он игнорировал слухи о случаях массовых расправ в селениях и гибели целых стай птиц. Так же он и не вслушивался в разговоры о возвращении орков. Лишь заслышав грохот мира, скрытый от его смертных обитателей, Мастер почувствовал, как у него екнуло в сердце.
Весь небосвод изукрасился мириадами паутинок трещин, ноющих и источающих вместе со вселенской тьмой необъятный ужас. На материке испуганные крики смешались с восторгом и рукоплесканием, ибо мгла, копившаяся в недрах мира тысячелетиями, вцепилась в их души мертвой хваткой.
Врата треснули, и вместе с вихрем хаоса и мрака, высвободили обезумевшего Павшего, помнившего лишь вкус чужой крови.
Ауле наблюдал, как все в очередной раз подняли Валинор на уши, но, сжимая перстень в ладони, просто швырнул супружеское кольцо на землю и, послав распроклятых собратьев подальше, принял облик столь восхитительный и могущественный, сколь и устрашающий.
Мастер доставал своей макушкой до самого свода небес, из треснувшей плоти непрерывно лилась лава. Взгляд прямой и светлый, пылающий огнем, казалось, выжжет сердце любого, кому хватит смелости в них посмотреть.
Необузданный черный шторм уже успел повалить и Солнце, и Луну. Ауле, пробившись очами сквозь мглу, оценил состояние Мелькора. Плотная, непроглядная обывателю тьма, была лишь толстой, почти иллюзорной оболочкой. Его возлюбленный, ставший за время наказания совершенно безжизненным, даже не приходил в сознание, отдавшись потоку беспощадной стихии.
Буря опустилась в Мир, где ее ждали собравшиеся войска людей и Валар, присоединяясь к начавшейся бойне. Мастерство людей проявилось во всей красе, и земля быстро сотряслась от криков и взрывов.
Подняв молот, Огненный явился на материк и, расталкивая Валар, бросился к могучему силуэту. Ауле опустил оружие, протягивая буре ладонь, в надежде, что она подчиняется воле Моргота и ответит на жест. Мгла лишь с силой ототкнула Мастера от себя, яростно заревев в небо.
— Блять, Мелькор! — встав на ноги, Мастер бросился на мрак, разрубая воздух молотом — Очнись, твою мать!
Темная туча уворачивалась от ударов, с клокотом шипя и извиваясь. Даже видя, как отсекается одна из конечностей, Огненный не мог поверить, что вихрь собирается вновь и бьет с большей силой.
— Так я скорее выдохнусь, чем добьюсь хоть какого-то толка — быстро думал Ауле, пробегаясь глазами по оболочке — Его тело спрятано в центре бури.
— Ну, не хочешь по-хорошему, придется по-другому!
Вала раскрутил молот в руках, нагревая до поистине космических температур и, когда металл стал ослепительно-серым, с ревом пробил грудь силуэта, вытолкнув из него Павшего.
Пока щупальца мглы разбегались, медленно подтягиваясь к вылетевшему из нее телу, Вала, не мешкая, схватил его на лету, и с большим усилием восстановил раннее обличие, прижимая отощавшего возлюбленного к себе.
— Мелькор! Идиот проклятый, очнись! — Ауле тряс его изо всех сил, после вжимая в свою грудь, прямо к сердцу.
Его вместе с другом объяло яростным огнем, что питалось от отчаяния и гнева. Мастер проклинал себя за то, что не перерубил всех прочих Валар на месте еще тогда, что позволил довести все до такой точки.
Мгла вцепилась в сознание Огненного, за все свои частички, что накопились за долгие века общения с Тёмным. Она обволокла разгоряченный разум, исполненный горя и страха за друга. Позволив Мраку вольготно почувствовать себя в новом теле, Ауле воспылал пуще прежнего, подчинив себе бурю и прекратив хаотичные выпады.
Прочувствовав все влияние тьмы на Моргота, он увидел, что подавляла она силы его на протяжении всего его существования, напитываясь мощью Старшего из Валар. Сбросив с возлюбленного черные путы, Мастер, наконец, заметил, как задрожали его веки и открылись глаза.
Стихия больше не угнетала Павшего, дух его окреп, а силы стали возвращаться. Наконец, Темный дернулся и крепко обнял державшего его все это время Огненного. Вала было отрадно от того, как быстро окреп его старый друг, как жизнь вновь запылала в нем с прежней страстью и волей. Выпустив его из могучих объятий, он вспомнил, что сейчас все быстро закончится, если они не вернутся в бой.