Вслух я это не скажу, но нутро буквально выкручивает при последних словах! Вся сущность протестует, рычит и оскаливается на подобное решение разума. И только внутренний голос подленько шепчет: «Допрыгался? Молодец, парень! У тебя талант косячить по-крупному, можно сказать, - врождённый дар.»
Но как бы не протестовало всё внутри меня, я действительно не хочу приближаться к Сене, не хочу испачкать её в грязи собственной души. Пускай остаётся для меня светлой несбывшейся мечтой, так будет лучше для всех, а главное для неё.
- Ну и дурак! – это заявление Игоря прозвучало неожиданно.
- Дурак? А что ты предлагаешь? Подойти и заявить: «Эй, детка, ты мне не подскажешь, я тебя лет приметно с десять назад изнасиловал или нет? Нет? Ой, как хорошо, тогда вот что, ты мне очень нравишься, наверное, я даже люблю тебя, сам ещё не решил, но в трусы точно хочу залезть.» Так что ли?
- Андрей, не утрируй!
- Кот, какое, к чертям, «утрируй»! У меня при одном только взгляде на эту малышку слюна выделяется, как у бульдога на бифштекс, взгляд голодный, и стоит колом, а соображалка вообще на отметке ноль отлеживается.
- Правильно, Андрюх, проще ведь отказаться, так? И тра*ть тех, с кем голова на месте! Может быть даже семью построить с одной из таких. Только надолго ли тебя хватит? Рано или поздно ты сорвёшься, и либо всё равно поползёшь к ней, либо «да здравствует кокаин и привет деревянный смокинг»!
***
И ведь Кот оказался прав. Приполз, как миленький! Пусть и не прямо к ней, но как только появился первый пустяковый повод пооколачиваться в клинике, я тут же им воспользовался.
От своей совести, которая тут же взвилась и противным голоском ненужной морали попыталась напомнить «ты же решил не приближаться к ней» - отмахнулся, что еду вовсе не для того, чтобы увидеть смуглую бестию. Нет, что вы! Я Тима еду поддержать, ни больше, ни меньше. У него там какие-то осложнения с рукой после ранения, и если медики поправить ничего не смогут, то блестящая карьера знаменитого голкипера нашей сборной уверенно покатится к закату. Парню сейчас из-за этого очень сложно, футбол долгое время был его жизнью. Я хорошо помню, как он в юности пахал, чтобы иметь право идти по этому пути, и такой финал. Обидно…
Кот, сволочь такая, только смешинками в глазах стреляет в мою сторону с тех пор, как внёс эту гениальную идею. Это же с его подачи мы сейчас едем в клинику поддержать Кожевникова. Да блин, я более чем уверен, что этот прохвост специально пытается меня столкнуть с Есенией, уж очень ему не понравилось моё решение держаться подальше от девочки. Поэтому и действует так, что у меня нет возможности отказаться, но при этом даёт понять своим поведением, что в курсе настоящей причины моего порыва, но так уж и быть, подыграет мне, поверит в мой альтруизм.
Мыльная опера какая-то честное слово, прям страсти индийского кино. Болливуд сейчас бы озолотился, снимая меня в естественной среде. Герой-любовник, твою мать.
И сам же развёл мелодраму вокруг себя то «хочу её - не могу, но подойти боюсь», тьху, аж самому от себя противно. Взрослый мужик, успешный бизнесмен, оперативник, в конце-то концов, а все туда же. Как дошло дело до откроенного разговора с понравившейся женщиной, язык в ж*пу забежал, - грубо сказано, но в десятку.
Легче же со стороны следить, провожать каждый вечер её машину до подземного паркинга у дома, узнать, где находятся её окна в высотной многоэтажке, и ждать, пока не загорится в них свет. Проще выучить её расписание смен на работе и сходить с ума, если она не вышла во-время из здания клиники, а потом ржать над самим собой в тишине салона авто, потому что девочка осталась на подмену, а я уже едва все волосы себе не вырвал.
Прав Кот - я либо приползу к ней, либо сорвусь, либо убьюсь на треке…
В один из таких вот тихих вечеров, дежуря под окнами дома Сени, я поймал себя на мысли, что ведь по большому счёту я струсил. Побоялся подойти, посмотреть в глаза девчонке и завести разговор, струсил услышать правду о том треклятом вечере, струсил поступить, как мужчина. А поступил, как проще, и сделал так, как сделали бы многие на моём месте - легче ведь идти по проторенному миллионами мужиков пути, уйти в тень и жалеть себя.
И так стало противно от самого себя, от своей слабости и неуверенности, невыносимо оказалось чувствовать себя слабаком, и ещё невыносимее стало от мысли, что рано или поздно найдётся кто-то смелее меня и покорит крепость с редким именем Есения, а я так и останусь на обочине жизни, терзаясь предположениями и выстраивая теории возможного будущего, которым не суждено стать реальностью.