Сандра Сиснерос
Карамело
Para ti, Papá[1]
Cuéntame algo, aunque sea una mentira.
Расскажи мне историю, даже если она ложь.
© Солнцева О., Волхонский М., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Предуведомление, или Правда не нужна мне, можешь забрать ее, она слишком hocicona[2] для меня
По правде говоря, эти истории – всего лишь истории, обрывки нитей, найденные случайно то тут, то там и сплетенные вместе, чтобы получилось что-то новое. Я выдумала то, чего не знаю, и преувеличила то, что знаю, продолжая семейную традицию незлонамеренной лжи. Если, выдумывая, я, сама того не ожидая, наткнулась на правду, perdónenme[3].
Писать книгу – значит задавать вопросы. Не важно, отвечают ли тебе правду или puro cuento[4]. В конце концов запоминается только история, а правда выцветает, как бледно-синие нитки вышивки на дешевой подушке: Eres Mi Vida, Sueño Contigo Mi Amor, Suspiro Por Ti, Sólo Tú[5].
Часть первая
Recuerdo de Acapulco[6]
Acuérdate de Acapulco,
de aquellas noches,
María bonita, María del alma;
acuérdate quen en la playa,
con tus manitas las estrellitas
las enjuagabas[7].
– «María bonita» Августина Лары, которую он пел, подыгрывая себе на пианино, в сопровождении тихого, очень-очень тихого голоса скрипки.
•
На фотографии, висящей над Папиной кроватью, мы все маленькие. Мы были маленькими в Акапулько. И всегда останемся маленькими. Для него мы и сейчас точно такие, какими были тогда.
Сразу за нами плещутся воды Акапулько, а мы сидим на границе воды и земли. Маленькие Лоло и Мемо показывают рожки над головами друг друга; Ужасная Бабуля обнимает их, хотя в жизни ничего подобного не делала. Мать отстраняется от нее ровно настолько, чтобы не показаться невежливой; рядом с ней примостился ссутулившийся Тото. Большие мальчики, Рафа, Ито и Тикис, стоят возле Папы, его худые руки лежат у них на плечах. Бледнолицая Тетушка прижимает к животу Антониету Арасели. Фотоаппарат щелкает, и она моргает, словно не желает знать будущее: о продаже дома на улице Судьбы, переезде в Монтеррей.
Папа щурится точно так, как щурюсь я, когда меня фотографируют. Он еще не acabado. Еще не конченый, не истощен работой, беспокойством, многими пачками выкуренных сигарет. Только ничего не выражающее лицо и аккуратные тонкие усики, как у Педро Инфанте, как у Кларка Гейбла. Кожа у Папы мягкая и бледная, словно живот акулы.
У Ужасной Бабули такая же светлая кожа, что и у Папы, но со слоновьими складками. Она упакована в купальник, цвет которого хорошо сочетается со старым зонтиком с янтарной ручкой.
Меня среди них нет. Они забыли обо мне, когда фотограф, шедший по пляжу, предложил сделать общий портрет, un recuerdo – буквально «воспоминание». И никто не заметил, что я строю – сама по себе – песочные замки неподалеку. Они не видят, что меня нет на фотографии, до тех пор, пока фотограф не приносит снимок в дом Катиты, и я, взглянув на него, не спрашиваю: а когда это было снято? И где?
И тут все понимают, что портрет неполон. Словно меня не существует. Словно я тот самый фотограф, бредущий по пляжу со штативом на плече и вопрошающий: ¿Un recuerdo? Сувенир? Память?
1
Verde, Blanco y Colorado[8]
Новый подержанный белый «кадиллак» Дядюшки Толстоморда, зеленая «импала» Дядюшки Малыша и Папин красный универсал «шевроле», купленный тем летом в кредит, – все они мчатся к дому Маленького Дедули и Ужасной Бабули в Мехико. Через Чикаго, по Трассе № 66, по Огден-авеню, мимо гигантской черепахи, рекламирующей средство для полировки автомобилей – и дальше всю дорогу до Сент-Луиса, Миссури, который Папа называет по-испански: Сан-Луис. От Сан-Луиса до Талсы, Оклахома. От Талсы, Оклахома, до Далласа. От Далласа через Сан-Антонио до Ларедо по шоссе № 81, пока мы не оказываемся по другую сторону границы. Монтеррей. Сатилло. Матеуала. Сан-Луис-Потоси. Керетаро. Мехико.
Каждый раз, как белый «кадиллак» Дядюшки Толстоморда обгоняет наш красный универсал, кузены – Элвис, Аристотель и Байрон – показывают нам языки и машут руками.
– Быстрей, – просим мы Папу. – Давай быстрей!
Мы проносимся мимо зеленой «импалы», и Амор и Пас повисают на плече Дядюшки Малыша:
– Папуля, не отставай!
Мы с братьями корчим им рожи, плюем, показываем на них пальцами и хохочем. Три машины – зеленая «импала», белый «кадиллак», красный универсал – устраивают между собой гонки, временами обгоняя друг друга даже по обочине. Женщины вопят: «Потише!» Дети вопят: «Быстрей!»
7
Вспомни Акапулько, вспомни, те ночи, прекрасная Мария, Мария моей души; вспомни, как на пляже своими ручками звездочки в воде полоскала