Карамзин назвал романы «теплицею для юной души, которая от сего чтения зреет прежде времени», и, конечно, хотя он и сомневался в том, что картина любви может иметь столько прелести для восьми-десятилетнего мальчика, чтобы он забывал обычные для этого возраста игры, однако описанные в романах любовные истории и эпизоды западали в память, волновали воображение, тем более что он был склонен часами «играть воображением».
В то же время графиня, видимо, отдавшись привычке, обратила на мальчика свое кокетство от рассеяния. Когда он приходил, встречала его «нежными поцелуями» («когда, не было графа», — замечает Карамзин), он «служил» ей при утреннем туалете: расчесывал ей волосы («которые любил он целовать»), подавал башмаки («Можно ли так унижаться благородному человеку?» — скажут провинциальные дворяне. Зато он видел самые прекрасные ножки в свете), во время уроков французского языка она садилась возле и клала голову ему на плечо, чтобы можно было глядеть в книгу, которую он читал. Прочтя правильно несколько строк, он «взглядывал на нее с улыбкою — и в таком случае губы их невольно встречались: успех требовал награды и получал ее!».
Кокетство от рассеяния возымело свое действие. «Заря чувствительности тиха и прекрасна, но бури недалеко, — пишет Карамзин в „Рыцаре нашего времени“, обращаясь к графине Эмилии. — Сердце любимца твоего зреет вместе с умом его, и цвет непорочности имеет судьбу других цветов!» И однажды в летний день Леон, купавшийся в речке, увидел, что к тому же месту приближается графиня в сопровождении служанок и трех английских собак. Он выскочил из воды, спрятался в кустах и стал наблюдать, как она раздевается. Тут его учуяли английские собаки и бросились на него, он убежал. Опомнившись, мальчик «с унылым видом, через час времени, возвратился к своему платью; но, видя, что к шляпе его пришпилена роза, ободрился… „Маменька на меня не сердита!“ — думал он, оделся и пошел к ней… Однако ж закраснелся, взглянув на Эмилию; она хотела улыбнуться и также закраснелась. Слезы навернулись у него на глазах… Графиня подала ему руку, и, когда он целовал ее с отменным жаром, она другою рукою тихонько драла его за ухо. Во весь тот день Леон казался чувствительнее, а графиня — ласковее обыкновенного…». На этом эпизоде обрывается роман «Рыцарь нашего времени». При публикации в конце, где обычно пишется «Продолжение следует», стояло: «Продолжения не было». И это не литературный прием. Тем летом кончилось домашнее деревенское воспитание Карамзина: отец отвез его в Симбирск и отдал во французский пансион, открытый в городе неким господином Фовелем, которого по просьбе дворян пригласил в Симбирск служивший в Москве сенатор А. И. Теряев.
У Фовеля Карамзин проучился недолго — год или полтора — и считался первым по успехам среди учеников. От времени учебы в Симбирске у Карамзина остались два ярких воспоминания. Одно — о столетнем старике Елисее Кашинцеве, который угощал его банею и зеленым чаем и был известен тем, что звонил в колокола, когда Симбирск праздновал Полтавскую победу, а потом был гребцом на той лодке, в которой плыл Петр Великий, когда ехал на персидскую войну. Об этом Кашинцеве Карамзин писал И. И. Дмитриеву в 1824 году: «Я обрадовался, нашедши здесь у живописца Орловского старинные часы с вырезанным на них именем этого Елисея… Мир его праху!»
Второе воспоминание — о враче-немце, который учил его немецкому языку. Этого доброго старика знал и И. И. Дмитриев. В своих воспоминаниях поэт пишет: «Очень помню его привлекательную, несмотря на спинной горб, физиогномию; он говорил тихо; в глазах и на устах его сияла кротость и человеколюбие». Замысел сказки Карамзина «Прекрасная царевна и счастливый карла», написанной в 1792 году и рассказывающей о том, как царевна полюбила горбуна-карлу, у которого «телесные недостатки» возмещались «душевными красотами», наверное, возник под впечатлением о добром горбуне-немце.
В Симбирске, рассказывает Карамзин, он «ходил в пансион и читал много книг русских». И это было главное. Учеба отнимала немного времени, и Карамзин в довольно короткий срок пребывания в пансионе смог основательно познакомиться с русской литературой.