Карамзину Александр верил. Он мог убедиться в нерушимости данного им слова: до сих пор никто при дворе не знал ни о «Записке о древней и новой России», ни о «Мнении русского гражданина», между тем как множество конфиденциальнейших разговоров становилось объектом общей молвы.
Император чувствовал искренность и симпатию со стороны Карамзина и всех его домашних.
А. О. Смирнова-Россет в своих воспоминаниях описывает, как в Царском Селе Александр часто заходил к Карамзиным попить чаю. Катерина Андреевна в белом полотняном капоте разливала чай, старшая дочь Карамзина Сонюшка делала бутерброды. Царь, не имея собственной семейной жизни, объясняет Россет, «всегда искал ее у других, и ему уютно было у Карамзиных; все дети его окружали и пили с ним чай». Еще рассказывает Россет об одной анекдотической мелочи. У Карамзиных был слуга Лука, крепостной первой жены Карамзина. Он занимался тем, что шил холщовые панталоны. Когда через переднюю проходил царь, слуга, не смущаясь, продолжал заниматься своим делом. Александр, видя что-то белое и длинное, думал, что он разбирает летописи на столбцах, о чем как-то и сказал. Поэтому в кружке Россет стали называть штаны летописями.
В одном из писем Дмитриеву Карамзин рассказывает, как раскован и прост бывал у них Александр: «Мы простились вчера с любезным государем: считая минуты перед своим отъездом, он провел у нас целый час, от семи до осьми вечера; сказал, чтобы к нему не переменялись, обнял всех наших малюток, мать, отца…»
«Не только от знаков его доброго расположения к нам, но и по удостоверению, что он ревностно занимается будущим жребием России, я стал как-то спокойнее, — пишет Карамзин Дмитриеву в одном из писем 1821 года. — Впрочем, знаю, что все зависит от Провидения: наше дело только желать добра».
Разговоры Карамзина с Александром во время прогулок касались главных политических тем внешней и внутренней политики. Они были людьми одной эпохи, подвергались одним и тем же влияниям, пережили крушение одних и тех же надежд, но, несмотря на это, продолжали верить в идеалы молодости. В августе 1822 года, после одного из разговоров, Карамзин пишет царю: «Вы служите орудием Провидению. Здесь либералисты, там сервилисты, истина и добро в средине: вот Ваше место, прекрасное, славное».
В это время Карамзин формулирует свою политико-нравственную доктрину в небольшом сочинении «Мысли об истинной свободе». Высказанным в ней идеям он оставался верен до конца своих дней.
«Можно ли в нынешних книгах или журналах (книги не достойны своего имени, ибо не переживают дня), можно ли в них без жалости читать пышные слова: настало время истины; истиною все спасем; истиною все ниспровергнем… Но когда же было время не-истины? когда не было Провидения и вечных Его уставов? Умные безумцы! и вы не новое на земле явление; вы говорили и действовали еще до изобретения букв и типографий!.. Настало время истины: т. е. настало время спорить об ней!
Аристократы, демократы, либералисты, сервилисты! Кто из вас может похвалиться искренностию? Вы все авгуры и боитесь заглянуть в глаза друг другу, чтобы не умереть со смеху. Аристократы, сервилисты хотят старого порядка: ибо он для них выгоден. Демократы, либералисты хотят нового беспорядка: ибо надеются им воспользоваться для своих личных выгод.
Аристократы! вы доказываете, что вам надобно быть сильными и богатыми в утешение слабых и бедных; но сделайте же для них слабость и бедность наслаждением! Ничего нельзя доказать против чувства: нельзя уверить голодного в пользе голода. Дайте нам чувство, а не теорию. — Речи и книги аристократов убеждают аристократов; а другие, смотря на их великолепие, скрежещут зубами, но молчат или не действуют, пока обузданы законом или силою: вот неоспоримое доказательство в пользу аристократии: палица, а не книга! — Итак, сила выше всего? Да, всего, кроме Бога, дающего силу!
Либералисты! Чего вы хотите? Щастия людей? Но есть ли щастие там, где есть смерть, болезни, пороки, страсти?
Основание гражданских обществ неизменно: можете низ поставить наверху, но будет всегда низ и верх, воля и неволя, богатство и бедность, удовольствие и страдание.
Для существа нравственного нет блага без свободы; но эту свободу дает не государь, не парламент, а каждый из нас самому себе, с помощию Божиею. Свободу мы должны завоевать в своем сердце миром совести и доверенностию к Провидению!»