В 1726 году месторождение вада в долине Борроудейл было законсервировано, и тогда для изготовления стержней начали использовать графитовую пыль и обрезки. Вероятно, о подобной практике идет речь в рассказе карандашного мастера того времени, жившего в Берлине:
Резчик графита толчет его в ступе и два-три раза просеивает через сито, очищая от частиц грунта вроде песка. На каждый фунт графита, помещенного в тигель, добавляют четверть или полфунта серы, растапливают смесь и тщательно ее перемешивают. После остывания и прежде чем масса полностью затвердеет, ее кладут на доску и месят точно так же, как тесто для хлеба. Затем она должна полностью остыть перед дальнейшей обработкой. Тонкой ножовкой карандашный мастер распиливает «тесто» на небольшие пластины, после чего нарезает грифели нужного размера. Рабочий подготавливает полоски дерева и шпунтубелем прорезает в них канавки для грифеля либо выжигает их раскаленным железным прутом. Грифель вклеивается в канавку, сверху приклеивается крышка деревянной оправы карандаша. Писчий конец карандаша остро затачивается, а вся его поверхность шлифуется. Очевидно, для получения прибыли карандашный мастер должен работать быстро, так как дюжина карандашей стоит всего восемь грошей[121].
Из этого объяснения следует, что в отличие от современных образчиков в карандашах XVIII века стержень не обязательно укладывался по всей длине оправы, так как если был «конец карандаша, из которого выступает грифель», то можно предположить, что с другого конца его не было. Это, конечно, было еще одним способом экономии графита, притом не доставлявшим особых неудобств пользователям. После того как карандаш стачивался до огрызка, его все равно было бы неудобно держать, поэтому пустой конец карандаша просто выбрасывали, а взамен брали новый. Из отрывка романа Джейн Остин «Эмма» мы можем узнать, что так делали вплоть до XIX столетия. Подруга Эммы Хэрриет показывает ей тайные сокровища, которые она берегла, поскольку они имели отношение к предмету ее обожания. Сначала Хэрриет предъявляет Эмме кусок липкого пластыря, который она сохранила по той причине, что ее любимый воспользовался другим куском этого пластыря, чтобы перевязать палец, который он порезал перочинным ножом Эммы. Затем она демонстрирует другое сокровище: «…остаток старого карандаша — ту часть, где не было грифеля»[122]. Это было «главное сокровище», поскольку действительно принадлежало тому мужчине, и он хотел записать им что-то касающееся приготовления пива с хвойным экстрактом, но «когда он достал свой карандаш, стержень в нем был таким коротким, что скоро совсем исписался». Эмма дала ему другой карандаш, а драгоценный огрызок «остался лежать на столе, поскольку больше ни на что не годился». Хэрриет хочет сжечь эти сокровища, но Эмма указывает на различие между предметами, подтвердив бесполезность куска дерева без графита: «Не могу ничего сказать в защиту огрызка старого карандаша, но пластырь может еще пригодиться»[123].
Идеальная древесина для изготовления карандашных оправ сама стала дефицитом в ХХ столетии, но двести лет назад объектом экономии был графит. Европейский графит содержал так много примесей, что они царапали и рвали бумагу, и поэтому его сначала приходилось измельчать в порошок, чтобы отделить посторонние вещества[124]. Чтобы растянуть запасы, графитовую пудру и пыль смешивали помимо серы с вяжущими веществами: камедью, шеллаком, воском и рыбьим клеем (родом желатина, который делали из соединительной ткани внутренней поверхности плавательного пузыря рыб и использовали для приготовления адгезивов). Получаемые таким образом стержни либо было трудно затачивать, либо они легко ломались и не оставляли качественного яркого следа. В итоге снова возник интерес к свинцу, который использовали в сплавах с разным содержанием олова, серебра, цинка, висмута, сурьмы и ртути, хотя все это давало весьма посредственные результаты в сравнении с карандашами, изготовленными из чистого камберлендского графита[125]. Тем не менее независимо от качества карандаши получили широкое распространение на рынке.
Во втором издании Британской энциклопедии, которая время от времени переиздавалась в период между 1777 и 1784 годами, дословно повторялось первое определение карандаша как кисти живописца с единственным дополнением: «Если плотно сжать конец хорошей кисточки сомкнутыми губами, а затем с усилием вытащить, он будет заостренным». Но вслед за этим «Британника» фиксирует и более позднее значение термина: