Значение и ценность камберлендского вада продолжали возрастать по мере того, как его уникальные качества становились все более очевидными. Дело было не только в том, что он оставлял на бумаге более качественный след, чем металлический стержень; он был к тому же достаточно прочным, что позволяло придавать ему удобную форму и затачивать, выдерживал достаточный нажим при письме и рисовании. Историю современного карандаша принято отсчитывать от времени обнаружения вада в долине Борроудейл, однако в ходе раскопок в Египте были найдены куски графита (хотя и не столь высокого качества), и это дает повод удивиться, почему в качестве писчего материала он начал использоваться лишь с середины XVI века. Говорят также, что графит был найден в окрестностях Пассау задолго до того, как из него стали делать карандаши. Очевидно, людям было известно о его свойстве оставлять след; возможно, его впервые назвали «подобным свинцу» именно в этих местах. Но этот графит не стали использовать в качестве пишущего материала, поскольку встречался он не в изобилии, да и качество его было не настолько высоким, чтобы делать хорошие палочки для письма. Таким образом, он остался просто местной диковиной. По всей вероятности, никто не предпринимал целенаправленных попыток очистить и переработать графит из Пассау так, чтобы улучшить его состав или придать ему более удобную форму.
Что же позволило Николя Конте в 1794 году добиться такого успеха, какого до него не видел никто и никогда? Во времена научной революции люди вели обширные интеллектуальные поиски, но лишь немногие стремились преодолеть барьер между миром философии и миром вещей. Нередко один и тот же исследователь одновременно трудился в нескольких неизведанных направлениях, но ему едва удавалось заглянуть за поверхность явлений, хотя он пытался делать глобальные выводы на основании своих изысканий. Даже великому Ньютону, научные интересы которого были не лишены практического аспекта, не всегда удавалось преодолеть зашоренность, но он и не считал себя глубоким исследователем, а сравнивал свою жизнь с прогулкой по морскому берегу, где время от времени он, к огромной радости, находил то одну, то другую красивую раковину. Его даже печалил тот факт, что, пока он прогуливается и собирает раковины на берегу, «перед ним лежит безбрежный океан еще не познанных истин». Когда же он действительно занимался исследованиями, то искал не лучший материал для изготовления карандаша, а философский камень. В его библиотеке было множество книг по самым разным дисциплинам, от медицины до математики, но при этом он, похоже, не сумел объединить в голове все эти знания. В глубине души Ньютон не был инженером, хотя у него были некоторые прикладные интересы, а большинство его последователей даже не имели склонности к инженерным наукам.
Парадигма Ньютона — идеал искателя истины, стоящего на плечах гигантов и потому способного видеть дальше, чем любой из них, — это парадигма цели и полного постижения истины, которая скрывается за горизонтом и которую можно увидеть, только встав на высокую точку, с которой открывается хороший обзор. После этого люди подставляют плечи новому поколению искателей. Эта идея согласуется с метафорой о морском береге, в соответствии с которой цель умственной деятельности — это нечто объективное и лежащее вдалеке в ожидании своего открытия. Так, одна из раковин (теория) может казаться более красивой (изящной), чем другая, и возможно, искатель охладеет к старым раковинам, найдя более красивые, но конечный смысл заключается в том, что истина находится на дне океана, и потому нужно просто подождать, пока на берегу не окажутся все раковины.
Карандаши могут помочь сформулировать абстрактные теории, но абстрактные теории не создают карандашей. У вас вряд ли получится найти черный минерал для письма и рисования, если вы разгребаете песок в надежде найти самую красивую раковину. Короче говоря, идеи, подобные ньютоновским, способствовали становлению научного базиса современной инженерии, но одних их было недостаточно для усовершенствования артефактов, которые не считались объектом, достойным рассмотрения при составлении коллекции раковин.
В природном виде графит далеко не так хорош, как раковина или восходящая над горизонтом звезда. Его начали ценить и проявлять к нему интерес, когда стали очевидны его достоинства для производства хороших карандашей, плавильных тигелей и пушечных ядер; так же чернозем кажется грязью всем, кроме фермеров, которые знают о содержащихся в нем питательных веществах и о том, как они необходимы для будущего урожая.