Вот на таком же празднике, на вербену, погиб мой отец!
Когда же он перед приусадебной часовней должен был изображать вифлеемского пастуха, ему поручили спеть короткое вильянсико [16]. И накануне вечером мать выучила с ним один куплет. Она и сама от души смеялась, исполняя его для сына. И Бенито Мальо, опустив барашка к яслям младенца Иисуса, повернулся к публике, сделал шаг вперед и очень серьезно пропел:
Поначалу хозяин усадьбы и гости остолбенели от неожиданности. Потом принялись хохотать. Да так, что не могли остановиться. Бенито Мальо видел, как кое-кто даже слезы вытирал. Они буквально рыдали от смеха. А у него пламя рвалось из глубины глаз. Случись это темной ночью, глаза его сверкали бы не хуже, чем у горной кошки.
Посредники, которых Бенито Мальо посылал в Мадрид, возвращались ни с чем. И так и сяк подлезали к владельцам усадьбы – все впустую. Каждый раз, когда казалось, что дело слажено, обедневшие хозяева ставили новые условия. Однажды Бенито Мальо призвал шофера и велел ему готовиться к долгому путешествию. Они погрузили в багажник два плоских бочонка, в каких принято здесь хранить копченую рыбу.
А я привез сеньорам подарочек, сказал Бенито Мальо, заявившись в их мадридскую квартиру.
Его провели в гостиную, и там в присутствии всей семьи он без лишних церемоний вскрыл один бочонок. Купюры были аккуратненько уложены концентрическими кругами – на манер деликатесной сельди.
Очень аппетитно. Гляньте, как они сверкают да как пахнут! Можете отведать. Пожевать. Очень вкусные копченые рыбки. Потом Бенито Мальо сказал: Коли желаете, пересчитайте, торопиться нам некуда. И он бросил взгляд на карманные часы, висевшие у него на цепочке. А я пойду сыграю в лотерею. Если согласны, зовите надежного нотариуса.
Но когда он вернулся, у сеньора нервно дергалась щека – от сардонического смеха. Жена его не проронила ни слова, только грудь ее вздымалась при каждом вздохе. А двое детей, мальчик и девочка, прикрывали родителей с флангов. Это семейство – надменное, с вытянутыми, как у встревоженных журавлей, шеями – всем видом показывало, что их жестоко оскорбили.
Ну так что?
Мы благодарим вас за проявленный интерес, сказал Луис Фелипе, но такой подход к делу кажется нам слишком поспешным. И речь идет не только о деньгах, сеньор Мальо. Есть вещи, не имеющие цены, они очень много значат для чувств.
Библиотека, папа, вставила дочка.
Да. Например, библиотека. Это замечательная библиотека. Из лучших в Галисии. И она бесценна.
Понятно. Бенито Мальо повернулся к шоферу: Коуто, неси второй бочонок.
Прошли годы, прежде чем Бенито Мальо обратил внимание на библиотеку: книги были расставлены в кабинете, гостиной и вдоль длинного коридора. Время от времени какой-нибудь гость, полистав старинный том, непременно бросал восторженный комментарий:
То, что у вас здесь собрано, это настоящие сокровища.
Знаю, кивал Бенито Мальо, и они бесценны. В глубине кабинета хранилась иллюстрированная энциклопедия. Внушительных размеров одинаковые тома, переплетенные под мрамор, отчего кабинет имел суровый и торжественный вид мавзолея. Но каждый раз, когда Бенито Мальо поднимался со своего места и обходил стол с правой стороны, взгляд старого контрабандиста упирался в полку, где стояли книги разных форматов, некоторые без переплета. Над этими книгами красовалась деревянная табличка с надписью: ПОЭЗИЯ.
Однажды он вот так же поднялся, потом снова сел. Но в руках он теперь держал книгу под заголовком «Сто лучших стихотворений на кастильском языке», составленную Марселино Менендесом-и-Пелайо [17]. С той поры каждый день в минуты отдыха он читал этот томик. Иногда клал открытую книгу на колени и замирал, глядя на тени, скользящие, как в немом фильме, по галерее, или опускал веки и словно грезил наяву. Он приучил прислугу к тому, что в такие моменты никто не должен его беспокоить, и у прислуги появилось новое выражение, звучавшее почти как старинная ритуальная формула: Сеньор сидит с книгой.
Любая причуда деда воспринималась в семье как нечто священное, и никто не придал особого значения этой внезапно вспыхнувшей страсти, которую здесь отнесли на счет старческого размягчения мозгов. Но в один прекрасный день, когда вся семья собралась в гостиной, Бенито Мальо выступил вперед и прочел первую строфу из «Копл на смерть отца» Хорхе Манрике [18]. Произведенный эффект – смятение бабушки Леонор и удивление, вспыхнувшее на лицах остальных, – открыл ему, что такое настоящий триумф, чего он до той поры, как выяснилось, не знал. У него было настолько сильно развито практическое чувство, что он путал выводы, пусть и неверные, к которым сам же приходил, с реальным порядком вещей.
В день банкета по случаю первого выхода Марисы в свет, уже за десертом, дед поднялся и постучал ложечкой по бокалу, словно зазвонил в колокольчик, требуя тишины. Весь день накануне он просидел, запершись в кабинете, и было слышно, как он сам с собой разговаривает и что-то декламирует в разных регистрах. Он был из числа людей, презирающих пустые разглагольствования. То есть слова, которые уносит ветер. Но сегодня, возгласил он, я хочу сказать то, что идет из самого моего сердца, то, что подобно роднику, бьющему из моей души. И трудно найти лучший повод, чем этот, подаренный нам нынешним торжеством, когда мы не без грусти чествуем весну жизни, пробуждение цветка, переход от невинности в возраст, уязвимый для нежных стрел Купидона.
Послышались смешки, но Бенито Мальо тотчас пригасил их сердитым косым взглядом.
Знаю, многих из вас мои слова удивят, ведь настали такие времена, что я и сам не прочь посмеяться над чересчур, так сказать, чувствительными чувствами. Но, друзья мои, бывают случаи, когда человек делает остановку на жизненном пути и подводит итоги.
Создалось впечатление, будто голос его и глаза пробежали какой-то отрезок по двум разным тропкам, прежде чем встретиться в одной точке, и тогда и голос его, и взгляд внезапно посуровели. Я привык называть вещи своими именами и не умею лукавить. Кто смел, тот и съел. А не то сожрут тебя. Таков закон. И я никогда его не забывал, поэтому теперь, не боясь показаться нескромным, осмелюсь признаться, что близким своим завещаю состояние чуть большее, чем то, которое незадачливая судьба когда-то положила к моей колыбели. Но не хлебом единым жив человек. Нельзя оставлять без внимания и духовные потребности.
То есть культурные.
Пока он все это произносил, взгляд его, взгляд самого беспощадного из всех Бенито Мальо, медленно обегал собравшихся, и под этим взглядом на самых ироничных и насмешливых лицах появлялось льстиво-заинтересованное выражение.
Культура, сеньоры! И среди всего того, что к ней относится, самое утонченное из искусств – Поэзия.
Со всей возможной скромностью и смирением признаюсь, что поэзии посвящал я в последние времена самые задушевные часы своего досуга. Я засеял поля, которые держал под паром. Я отлично знаю, что в каждом из нас живет дикий зверь, правда, в ком явно, а в ком и скрытно. Но и самый закаленный человек дрогнет, если ему удастся настроиться на струны собственной души, совсем как ребенок, отыскавший на чердаке музыкальную шкатулку.
Оратор неторопливо отпил глоток воды, откровенно довольный тем, что при гостях, то есть публично, упомянул образы зверя и ребенка, над которыми напряженно раздумывал всю минувшую ночь. В то же время эти самые гости, то бишь публика, хранили гробовое молчание, напуганные испепеляющими взорами Бенито Мальо. Но не в меньшей степени они были заинтригованы, не умея разгадать: сарказм или помутнение рассудка распечатали хозяину уста.
17
Марселино Менендес-и-Пелайо (1856 – 1912) – испанский историк культуры и литературы; среди его работ – многотомная «Антология лирической поэзии Кастилии».