Часть третья
Черноземная провинция российская: спасательный круг относительно чистого воздуха, не до конца загаженных рек, как «ванька-встанька» домашних подворий с буренками, стадами гусей, обилием овощей без ГМО… Неистребимая живучесть от умиротворяющего звона колоколов небольших церквей. Если какая надобность притягивает в центр областной, так это как в воду нырять: набрать в легкие воздуха терпения и вперед! А потом обратно, с сумками, авоськами бегом на электричку, прочь от суматохи жестко заведенного маховика…
Слава богу, провинция широка в плечах. Если не перекрывать кислород – способна потрясающе дышать… Известное дело: чем дальше от сгущенности центра, тем воздух чище. В областных городах, подальше от Москвы, пробки лишь в зачатке. Когда, к примеру, иногородний писатель задумает попасть в областной Дом литераторов, что на улице Тенистой, так с вокзала минут сорок маршруткой к театру комедии. За угол завернуть – рукой подать до серого двухэтажного здания с массивной тяжелой дверью.
***
За десять лет ничего не изменилось. Скрипучая лестница… дубовые перила. Поднимаясь, Елена вспомнила как в той далекой середине августа она, сдерживая слезы, стремительно спускалась по этим ступеням. Разревелась, подходя к театру комедии. Душный, асфальтом пахнущий вечер. Повышенный градус равнодушия прохожих. Вдруг пожилая женщина как кислородная маска: «Деточка, плюньте, все перемелется. Он мизинца вашего не стоит…»
***
Кто чего сколько стоит?.. И, спрашивается, кто толкнул Елену сказать самому Омутову, официальному наставнику литературной молоди, что стихи его так себе? Перемешай со стихами таких же реалистов советского периода (сплошной инкубатор…) – не отличишь. Мол, не серебряный вы, Федор Филиппович, век. Не вдохновили. И, вообще, как это можно? Живя после великих мира сего (Мандельштама, Цветаевой, Пастернака…), так резко опустить планку. Свести откровения духа до уровня житейско-бытового. Этот ваш стих о корове, которой скармливают пучки сена, вытащенные с крыши полуразрушенного дома. Тема понятна – голодное полувоенное время: люди в связке со скотиной – тест на обоюдное выживание … и ваша цель ясна – вызвать слезы сочувствия у нынешнего толстокожего читателя.
Но о том, что жизнь обретают только сильные духом, – кто связан со своим высшим началом, в стихотворении ни звука! Ваши корова, люди – и в этом весь ужас, не помнят про сам источник, вдохновляющий на молочные реки, – Млечный путь!.. И потому корове не дадут помереть своей смертью. Пустят на фарш…
Так сколько можно зарифмовывать прошлое, не пытаясь отрываться в будущее? Сколько можно лишать себя будущего?! Неужели не нашлось у вас, Федор Филиппович Омутов, для такой книги (все-таки антология местных поэтов за два века!) новаторских стихов? Как будто не жили на Земле ни Эдгар По, Уитмен, Бродский… Причем, сказать это, глядя прямо в лицо. О, как округлились его глаза. Ярче выступила красноватая сетка сосудов на шее, щеках – предательский знак прошлого пристрастия к зловредному градусу…
Его ответ непривычно осипшим голосом: « Да ты кто такая?! Ну, ну… поглядим…»
И уже не глядел в ее сторону. Не прельщал публикациями стихов в центральных газетах… Оно, может быть, обошлось бы. Разговор без свидетелей. Подумаешь, столкнулись пожилой и молодой – уходящее с приходящим…
Но ее фельетон, напечатанный в областной многотиражке – дерзко, смачно! Посягнула за самого Пушкина вещать. Вернее, вещала тень портрета. А повод был не из пальца высосан. В Доме литераторов день рождения поэта в обычную пьянку вылился. Ну, написала и написала. Так еще дерзнула с детским бесстрашием текст озвучить в кругу членов союза писателей в присутствии его, Омутова! Тишина минуты три, после (Господи, как ты милостив) услышать от кого-то маститого, сидевшего в стороне у камина: « Вам прозу надо писать. Знаете, цепляет…»
Кого цепляет. Кого выворачивает. Через неделю на очередном заседании начинающих поэтов он ее попросту выгнал. Без особых объяснений. Большинство присутствующих словно воды в рот набрали. Два или три голоса в защиту, и то шепотом. Зато «приближенным» была дана команда «ату». Перебивая друг друга, выкрикивали: «Вы хоть понимаете, что натворили?! Да вы грязью облили все литобъединение! Сор выносить из избы! Без года неделю тут. Да кто вам дал право?!»