– Илья, я тебе потому и говорю: пусть эти раздолбаи ждут нас на перроне. А мы часа на два раньше пригородной электричкой проедем до другой станции. Сядем там, где не надо ждать никакой подляны. Как говорится, береженого бог бережет.
– Так, мужики, спать! Все разговоры – утром…
***
Из-за непривычно низких дверных проемов этого дома Андрей вошел сгорбившись. От него веяло жаром: воспаленные глаза, отрывистая речь. Озираясь по сторонам, прошел в зал. Скользнул невидящим взглядом по дивану, где спал Данилка. Оля с радостным криком «Папа!» кинулась к нему, но тот отстранился: «Потом, Оля, потом…» Из небольшой комнаты выглянула Ника. Они уединились. Олька заплакала. Илья вывел ее на кухню: «Ой, смотри, у нас здесь котенок голодный, давай ему молока дадим…»
Елена присела на диван около спящего Дани. Молочный запах и – выбитость из колеи. В голове начали прокручиваться события трехнедельной давности.
Нет, она не вспоминала, как два дня с пересадками ехала в поезде, радовалась: наконец-то сложилась поездка. Появились какие-то деньги, чтоб явиться с подарками, устроить праздник. Бабушка приехала! Пирогами в доме запахло. А главное, Вероника вот-вот второго родит, опять прокесарят. В первый раз с Олей помочь не удалось. Вроде рвалась поехать, но то свекровь в больницу положили, то отопление в квартире прорвало. Илья на вахте – пришлось самой крутиться. Вырваться не смогла. В этот же раз складывалось все по-людски.
Не вспоминалась сейчас и первая неделя после приезда. Что тут вспоминать: засучив рукава, давай мыть полы, варить борщи да каши. Дочь на сохранении, дней десять осталось до родов. В больницу сбегай, в магазин сходи. Детсад закрыли на карантин: дома внучка по пятам ходит, то почитай сказку, то гулять пошли. С непривычки под вечер Елена валилась с ног. Опять же Пасха на носу, куличи печь надо. Стол по-человечески накрыть. Сватьи приедут. А зятек отпуск на работе взял да – на диван, к телевизору: щелк- щелк пультом. Ну, что такого она сказала? Звук сделать тише. Три раза пришлось повторить. Да чтоб с Олечкой пошел погулять. И началось… Память сейчас нарезала круги именно тех событий.
Ну, зятек: прыг-скок. С Еленой вежливо так: спасибо, Елена Львовна, пожалуйста, Елена Львовна. А придя к Нике в родильный дом, давай накручивать: мать твоя – то, мать твоя – се. Сил нет терпеть. Уйду жить к родителям. Дескать, права была мать, когда говорила: «Смотри, сынок, теща приедет – заклюет…»
А Веронике бы чушь в голову не брать. Как положено беременным, с лицом просветленным ходить. Так нет. То по телефону, то глаза в глаза норовит мать отчитать прокурорским тоном: «Мама, так нельзя! Не дави на Андрюшу, не командуй! Должна понимать: мы привыкли жить сами, а тут ты…». И у матери в ответ начинали дрожать руки. Значит, с утра до ночи на ногах, и слова не скажи? Что она – домработница бессловесная?! А вы, молодые, уважить не можете?! Просто потерпеть, если даже что не так. Мать с двумя пересадками к вам ехала. Если фыркнули друг на друга, ей уйти некуда!
А тут еще случай: и смех и грех. Как-то после очередного наезда Андрея да телефонно-словесной перепалки с матерью у Ники качнуло давление. Напрягся живот. Андрюху в родильном доме отругали: как не явится – жена в расстройстве. Придя домой, включив в себе оратора (политолог!), он оторвался на теще:
– Да какая вы мать! Вероника всю жизнь от вас плачет! С дочерью не можете ладить! Вообще, как вам не стыдно?! Дочь замуж отдавали, даже приличного белья постельного не дали! Уехала от вас в каком-то затрапезном пальто. Одеть толком не могли! Ко мне все цепляетесь. Да вы в ноги должны кланяться моим родителям – трехкомнатную квартиру нам купили! А вы со своим мужем – правду отец говорит – себе на хвост наступаете. Ни заработать толком не умеете, ни жить, как надо. Сын ваш тоже, подумаешь, не курит, не пьет, в качалку ходит! Да! Я могу выпить! Нормальное дело, с устатку. А у нас – все! Пятница – питейный день. Отец мой, дядьки – все!.. Я знаю, это вы Нику настраиваете. Она мне: то нельзя, это нельзя. Завела моду – чуть выпил, сразу скандал! Уйти грозится!..
Елена, опешив, молчала, но только минуту. Забыв извлеченный из какой-то умной книги совет, что если выходишь из себя, то первым делом не забудь закрыть рот, выдержка ее дала трещину:
– Ты кто? Да ты никто. Маменькин сынок. Избалованный сопляк! Учился, значит, учился – два института! А толку?! Вы чего в Новосибирск перебрались? Ты в Сосновке ни на одной работе зацепиться не мог. Пять мест сменил! То тебе не это, то – не так! А где попросту за пьянку в шею гнали, по статье грозили уволить. Папа твой все утрясал! Да ты…