— Прости.
Павел нажал отбой, бросил телефон Димке, начал расстегивать комбинезон.
— Набери-ка тестя. Он в списке вторым.
Приятель догнал его, когда Павел уже подходил к «импрезе», которая притулилась в тени Димкиного «туарега». Отдал телефон:
— Абонент временно недоступен. Что случилось-то? Что-то с Томкой?
Павел не успел ответить. Стены собранной из рифленого железа мастерской начали вспучиваться у него на глазах, и, когда громыхнул взрыв, он уже летел вместе с приятелем на асфальт.
01
Димка их и познакомил. Привел год назад красавицу-незнакомку в спортзал, который Павел, как всегда, покидал последним. Дюков держался в метре от девчонки, не ближе, что ясно давало понять — разгрызть орешек пока что ему не удалось. Он еще долго потом нудил, что такую надо было ломать сразу, бесполезно ждать, когда она сама обратит на тебя внимание. Павел не прислушивался к его стонам — знал, что рано или поздно Дюков заткнется. Павел вообще не любил разговоров «о бабах», хотя в ответ на Димкины откровения частенько посмеивался. Как-то само собой вышло, что к почти тридцати годам у него образовалось немало подружек, с некоторыми из них он мог непринужденно сменить дружеские отношения на более близкие, чтобы потом вновь обратиться в доброго приятеля, хотя и чувствовал, что в каждой из них копится обида. Даже начал подумывать, с кем из подруг связать жизнь, но тут он впервые забыл обо всех. Застыл с вытаращенными глазами.
Неотразимый Дмитрий Дюков дал осечку не просто так. Томка сама определяла, кого ей любить, а на кого посматривать с доброй усмешкой, как на подбежавшего вильнуть хвостиком пуделька. И сломать ее было нельзя — сам скорее сломаешься. Впрочем, не пришлось и пытаться: она первой обратила внимание на приятеля незадачливого ухажера. Остановилась, чтобы задать какой-то вопрос, но, едва Павел сдвинул на затылок маску, замерла, поймала пальцами подбородок, удивленно подняла брови, наклонила голову к плечу и осветилась улыбкой. Высокая, спортивная, с растрепанными темными волосами. Красивая. Вроде бы ничего особенного, а глаз не оторвать. Отведешь взгляд в сторону — и тут же торопишься вернуться: поймать линию подбородка, губ, бровей, блеск глаз, путаницу прядей, увериться, что не видение только что мелькнуло перед тобой.
— Вот... — Димка пожал плечами, подергал себя за кончик носа, взъерошил белобрысую шевелюру, прокашлялся, мотнул головой в сторону гостьи: — Тамара. Зашел тут к Костику в фитнес-центр — давно не был,— слово за слово, он и сболтнул насчет твоих развлечений. Она там у него матрон гоняет. Которым уже и липосакция не поможет. Тома, это — Павлик. Мой деловой партнер. Мы с ним работаем вместе. Впрочем, не принципиально. Она насчет страйка, Паш. Хочет поиграть в войну.
— Многие хотят,— медленно проговорил Павел, освободив непослушные вихры из-под сдвинутой на затылок фехтовальной маски.
Он сам потом удивлялся, как сумел остаться спокойным, хотя все внутри у него зашлось — словно кипятком плеснуло в распахнутые ребра.
— Не переодевайся.
Голос у Томки оказался под стать ее внешности. Бархатным, как позже определил Димка. Необычным, с легким акцентом.
— Не переодевайся,— повторила она, потерла щеки, словно набежавший румянец обжигал их, сдернула с крючка нагрудник,— Мальчики, которые хохочут в душевой, не обидятся, если я воспользуюсь чужой амуницией?
— Они не из обидчивых,— словно передразнивая гостью, наклонил голову Павел,— Чего хочешь?
— Ой, многого! — улыбнулась Тома,— Но это потом. Пока — проверить тебя на прочность. На дорожке, но вживую, без электричества. Работаем до пояса. До хорошего контакта. Что вы тут скрещиваете?
— Что угодно,— Павел почувствовал странный холод, побежавший по спине,— Это любительский клуб. Сабли, рапиры, шпаги.
— Тогда шпаги — они чуть тяжелее.
Она взяла маску, подошла к стойке с оружием, вытянула трехгранный клинок, хмыкнула, пощупав насадку:
— Баловство.
— Тома! — забеспокоился Димка.— Имей в виду, Пашка из лучших. Хоть на шпагах, хоть на мечах, хоть на ножах. Это тебе не два притопа, три прихлопа, как в вашем фитнес-центре. Он еще и историческое фехтование в институте вел, и кэндо занимался в детстве. Я ничего не путаю? Паш, занимался ведь?
— Дима, отвянь,— попросил Павел и в первый раз назвал ее по имени.— Значит, Тома? Перчатки?
— Зачем? — Она взмахнула несколько раз шпагой, словно приноравливалась к ее весу и рукояти, надела маску,— Ты же не будешь меня калечить?