— Сюда! — позвала мужа Томка из-за печки, где отыскалась крохотная кухонька. Посадила его за покрытый клеенкой стол и стала выкладывать из сумок гостинцы: колбасу, сыр, московский хлеб, водку, затянутую в пленку копченую рыбу. Все это тут же перекочевывало в старомодный холодильник «ЗИЛ».
— Теплая,— заметил Павел, приложив ладони к беленым, но вытертым печным кирпичам.
— Топил,— пожала плечами Томка.— Чего ты хотел, апрель же.
— Непривычно как-то,— засмеялся Павел,— Печка. Туалет на улице. Назад к природе? Еще есть что интересное?
— Вот,— прошептала Томка заговорщицки и присела на корточки у печки,— Видишь? Умереть — не встать! Эта дырка называется «шесток».
— «Всяк сверчок знай свой шесток»,— тут же вспомнил Павел.— Там что? Шанцевый инструмент?
— Ухваты. Кочерга. Совок для золы,— загремела отполированными рукоятями Томка,— А если руку подальше засунуть, справа внизу кирпич вынимается, а за ним — нычка. Бутылка водки. И не боится, что выдохнется от жара. Хотя жара там и нет никакого — прохлада с погреба, жар, наверное, вверх идет. Представляешь? Мамки уже лет двадцать как нет, в этом доме она и не была ни разу, а майор до сих пор по привычке нычку сохраняет. Ой! Идет!
Тесть загромыхал в сенях сапогами, вошел в кухоньку, которая сразу стала еще теснее, бросил на стол деревянный кругляшок и водрузил на него закопченный чайник. Томка тут же загремела посудой, тесть, не глядя на дочь, кивнул и, выложив на клеенку ручищи, терпеливо дождался стакана горячего чая, в который опустил два куска сахара, позвякал ложкой и тут же отпил половину, словно из чашки и не поднимался клубами горячий пар.
— Образование?
— Автодорожный,— постарался скрыть всегдашнюю ухмылку Павел.
— Служил?
Голос майора звучал глухо, но резко.
— Служил,— кивнул Павел.— Батальон связи. Водителем. Механиком.
— Уазик? — поднял брови тесть.
— БТР,— ответил Павел.— Но и с уазиком справлюсь.
— Однако на «японце» ездишь,— буркнул Виктор Антонович.— Отечественные машины надо любить.
— Как же их любить, если их тот, кто делает, не любит? — не согласился Павел,— Я как раз отечественными машинами в основном занимаюсь. И уазиками в том числе. Не одну до винтика разобрал. Все отечественные машины одной конструкции — «сделай сам» называется.
— Руки покажи,— потребовал майор.
— Пожалуйста.— Павел с улыбкой раскрыл ладони.
— Так... — Тесть презрительно прищурился.— Мозоли есть, а пальцы не сбиты.
— А зачем пальцы сбивать? — удивился Павел.— При хорошем инструменте да умной голове... В перчатках работаю. Руки мою. Ухаживаю за ними.
— Ухаживает он... — пробурчал майор,— Ты вон... за Томкой лучше ухаживай, совсем от рук отбилась девка.
Грохнул о стол стаканом, поднялся и вышел из избы.
— Вот и поговорили,— с облегчением выдохнула Томка.— Ты ему понравился.
— Да ну? — удивился Павел,— А мне показалось, что он придушит меня сейчас.
— Показалось,— улыбнулась Томка,— Он... добрый на самом деле.
— До жути добрый,— рассмеялся Павел,— Если в нем и была доброта, то он передал ее дочке без остатка. Кстати, что-то непохоже, что ты в этом домике выросла.
— Не в этом,— кивнула она с готовностью.— Последнюю квартиру продали, когда я школу закончила. Помоталась я по этим школам, повидала... разного, ни в одной больше пары лет не училась. Я ведь когда доучивалась, сама за собой смотрела. Отец в отставку вышел и уже двигал по этим своим газораспределительным станциям, а мамку я почти и не помню. Так... отдельные картинки словно. Может быть, он и злится на себя, что приглядывать за мной толком не мог. А там уж я и школу закончила. Тогда он продал квартиру, перебрался из-за Урала сюда и купил этот домишко. А на разницу я поехала Москву завоевывать.
— И завоевала? — Павел внимательно смотрел на Томку. Иногда ему казалось, что она чего-то недоговаривает.
— Жизнь покажет,— вернула жена на лицо улыбку, потянулась,— Да и разница была, прямо скажем, мизерная. Что уставился? Не нагляделся еще?