Мимо протопал маленький мальчик с большой железной больничной кружкой, из которой он прихлёбывал воду. “Вот, ещё один голодающий, – сказала Света. – Никто к нему не ходит. От голода дует кипяток…”
Мы помчались в свою палату, и через минуту мальчик Юрочка уже уминал сырники, принесённые нам вчера бабушкой Лидой. Ему явно не было и трёх лет, но он был здесь один, без матери. На карточке у его бокса было написано: “З,5 года”. Но не было ему трёх с половиной, не было! И трёх не было. “Сколько мать сказала, столько и написали. Какая разница?” – сказала Света.
Было ясно: мать набавила сыну целый год, чтобы не ложиться с ним в больницу. Что ж, разные бывают обстоятельства. Может, у неё дома ребёнок ещё меньше Юрочки?
Я присела на корточки и погладила его по голове. Соломенные густые волосы были склеенными от грязи и казались пластилиновыми.
Рядом стоял другой мальчик, лет семи, в страшно грязной и рваной рубашке. Татарское личико с узкими тёмными глазами. Стоял и смотрел, как Юрочка ест. “А я – Сергей”, – сказал он. Помолчав, спросил: “А у вас ещё есть такие штуки?” – он показал на сырник в Юрочкиной руке. – “Есть”. – “А вы мне можете дать? А то есть уж очень хочется…”
О, Господи! да тут вокруг сплошь голодные дети! Как же я раньше этого не видела??? Пробегала по коридору с тарелками, или к телефону-автомату – и быстро-быстро обратно. Опасаясь только за то, чтобы не быть сбитой с ног проносящейся мимо ватагой мальчишек… Сидящие большую часть суток взаперти, они иногда вырываются в коридор и носятся, как ураган, как тайфун… (Если сестра и нянечка не очень строгие). Носятся, пока не раздастся зычное: “Па-а пала-ата-ам!!!” (В этих грозных, а порой просто остервенелых криках мне слышится: “ПО КАМЕРАМ!…”)
Нянечки и медсёстры большую часть времени проводят в “сестринской”. Конечно, никому и в голову не приходит поиграть с детьми, почитать им книжку. А они изнывают от скуки, от тоски, от безделья, от сидения взаперти в маленьких обшарпанных боксах. Игрушек мало, у некоторых и вовсе нет, книжек не видно вообще ни у кого. Ни альбомов, ни раскрасок, ни карандашей… Изменить тут что-либо не в моих силах и возможностях. В инфекционной больнице свои жёсткие правила: собирать детей в группу и читать им книжки – нельзя, заходить в чужие боксы – нельзя, давать другим детям свои игрушки – нельзя.
Но хотя бы подкормить-то их можно! Хотя бы самых голодных!
Ксюня сбегала в нашу палату и принесла Юрочке яблоко, а Серёже сырник. С материнским состраданием смотрела на Юрочку, как жадно он ел.
…Когда вернулись к себе в палату, она была очень задумчивая и даже как будто повзрослевшая. “О чём ты думаешь, Ксюнёк?” Она не ответила. Думала о чём-то, думала…
– Я придумала! Давай отнесём тому мальчику… тому, который в отдельной палате…
– Андрюше Набокову?
– Да! Давай ему отнесём игрушек!
– Давай.
– Я уже придумала, что. Вот этот лабиринт, например. Мне его не жалко. И карандашей. И вот этот лабиринтик, маленький. И раскрасок!
– Давай.
– Только я сама всё соберу, ладно?
И она кинулась собирать, очень одушевлённая своей идеей. Глазки её сверкали.
Мы отправились опять по коридору к Андрюшиному боксу. Нарушая все больничные “нельзя”.
Когда Света вручила ему пакет, он не сразу кинулся его разбирать. Он стоял у стеклянной двери и смотрел на нас. Потом спрятался в угол. Потом выглянул, улыбаясь. Спрятался опять – и вновь выглянуло его улыбающееся сероглазое личико. Он играл с нами!
“Ку-ку, Андрюша! Ку-ку!” Он засмеялся, засмущался, спрятался…
“А он, оказывается, умный!” – сказала удивлённо Клавочка, стоявшая тут же, рядом.
“Конечно, умный. И всё понимает. И когда вы над ним издеваетесь, тоже очень хорошо понимает…”
А вскоре приехал Антончик. Нет, к нам его не пустили, но меня вызвали к нему – к лифту.
– Как ты прошёл сквозь омоновцев, милый?
– Прошёл – и всё! Пока они других не пускали, я прошёл. Так, говори, что вам нужно.
– Сынок, нужна одежда для пятилетнего мальчика.
– ???
Я рассказала ему про Андрюшу.
– Пусть папа позвонит знакомым, может, у кого от ребят что-то осталось. И книжечки какие-нибудь простенькие, с яркими картинками, пусть папа поищет у нас в шкафу.
– Понял. А как Ксюша? Печалится?
– Ксюша радуется! Ей очень нравится кормить и дарить.
– О, это здорово!
А ещё в этот день мы решили устроить Ксюше большое купание. Вместо дневного сна. (На днях я обнаружила в конце дальнего коридора большую ванную комнату. Это был настоящий сюрприз!)